Тишину Центрального Архива нарушал еле слышный шелест страниц. Над столами переливались всеми красками голограммы. Это исследователи-реконструкторы восстанавливали прошлое. Приглядевшись к голограммам, можно было разглядеть людей в непривычной одежде. Они сражались, пировали, танцевали или просто разговаривали. Звук был выключен, поэтому герои прошлого слегка напоминали аквариумных рыбок.

Антон Николаевич сидел за своим любимым столом в окружении старомодных картонных папок с тесёмками. Несмотря на молодость, Антон Николаевич был уже известным реконструктором. Когда подающий надежды учёный неторопливой походкой шёл по институтским коридорам, его сопровождали многозначительные взгляды и перешёптывания.

— Сам пошёл.

— Как же, как же. Антон Николаевич. Да-да, тот самый. Помните нашумевшую реконструкцию последнего боя Святослава.

— А восстановленный им бой Свенельда. Да, далеко пойдёт.

Делая вид, что не слышит громкого шёпота, Антон Николаевич, выпячивая наметившийся животик, двигался привычным курсом. Чаще всего этот курс приводил молодое светило в архив, к любимому столу, за которым он погружался в мир прошлого.

В тот день нырнуть в прошлое не получилось. Утром он пролил кофе на брюки, потом пришлось толкаться в метро. Да и в архиве сосредоточиться никак не получалось. Мешали грустные вздохи, которые раздавались от стола главного смотрителя. За столом восседала дама неопределённого возраста в тусклом мышиного цвета халате. Антон Николаевич точно знал, что вздохи эти к нему, как к мужчине, никакого отношения не имеют. Просто главный смотритель тайком читала последний бестселлер Валерии Урановой, королевы любовного романа.

Антон Николаевич улыбнулся, вспомнив Валерию Уранову, а для него просто Леру, яркую, шумную, похожую на диковинную птицу из заморских краёв, которая чудом залетела в наше захолустье.

Он вздохнул, прогоняя непрошенные мысли, и развязал тесёмки на очередной пыльной папке. Но погрузиться вглубь веков не пришлось. Тишину архива разорвала трель мобильного телефона.

— Тоша, это я.

Только Лера назвала Антона Николаевича Тошей, и умела непостижимым образом превращать скучную и бесцветную жизнь подающего надежды реконструктора в праздник, центром которого была она. За это Тоша прощал её всё, нелепое прозвище, умение оторвать его от важных дел, и даже то, что она его не любила.

— Тоша, у меня катастрофа, ты единственный можешь мне помочь, — счастливым голосом заявила звезда.

Даже о неприятностях в собственной жизни Лера умудрялась сообщать счастливым голосом, может потому, что катастроф и катаклизмов у известной писательницы на дню случалось по несколько штук. Тоша подозревал, Лера сама организует некоторые из них, чтобы разбудить задремавшее вдохновение.

Неловко повернувшись, Реконструктор смахнул со стола стопку документов, исписанных выцветшими от времени чернилами, и столкнулся с укоризненным взглядом служительницы. Она строго указала на табличку «Просьба к исследователям отключать телефоны в читальном зале». Смущённо улыбаясь, Антон Николаевич подобрал документы и торопливо выбрался в коридор, бросив печальный взгляд на папки, высившиеся на столе маленьким Монбланом.

— Я в архиве, — строго сообщил он мобильному телефону.

В ответ трубка заверещала голосом Леры.

— Это то, что нужно. Еду. Встречай.

Смирившись с неизбежным, Антон остался ждать в коридоре, где было холодно и тоскливо. Сквозняки, застаревший табачный запах и кое-где перегоревшие лампочки — вот и все достопримечательности хранилища прошлого. Но всё изменилось, когда в дверном проёме появилась Лера. Ярко-оранжевая шубка и диковинные украшения, свисавшие с шеи, запястий и ушей, придавали ей сходство с африканским шаманом. Громко разговаривая по телефону, и воинственно цокая каблучками, звезда женской литературы вихрем пронеслась по коридору. Продолжая беседу по телефону, она небрежно чмокнула Антона, замёрзшего от долгого ожидания.

— Мой издатель решил, что новый роман должен выйти ко дню всех влюблённых, — торопливо говоря, Лера совершала множество дел, что-то искала в сумке, напоминавшей гигантскую торбу, запихивала в какой-то хитрый карман телефон, и одновременно пыталась снять шубку.

На шум вышла служительница.

— В чём дело, — строгим голосом начала она.

— Здравствуйте, — Лера улыбнулась самой чарующей из своих улыбок. — Я Валерия Уранова.

Этого было достаточно.

Служительница, как сомнамбула, потянула руку к рабочему халату и выудила из его недр маленькую книжечку в яркой обложке, с последней страницы которой улыбалась Лера.

— Я читаю все ваши романы, — благоговейно прошептала главный смотритель и в доказательство потрясла книжечкой.

— Замечательно, — Лера умела ковать железо, пока оно горячо. — От вас зависит выход в свет нового бестселлера.

Служительница молитвенно сложила руки на груди и преданно уставилась на ту, которую журналисты уже давно называли Барбарой Картленд нашего столетия.

— Хочу попробовать силы в новом жанре: любовная история на фоне прошлого. Нет ли у вас каких-нибудь материалов на эту тему, — заговорщицки прошептала Лера

Если у служительницы и были какие-то сомнения и желания. Например, потребовать у Леры допуск к работе с архивными материалами или какой-то другой документ с подписями и печатями, то эти крамольные мысли моментально испарились из её головы. Антон только усмехнулся.

Дама поманила Леру к столу и с видом разведчика, выдающего государственную тайну, протянула диск.

— Вот, из недавно разобранных материалов. Какое-то общество, — архивариус надела очки и, щурясь, разобрала полустёртую надпись «Побратимы». — Наверное, что-то связанное с тёмными временами, — с сомнением заметила она. — На внутренней стороне есть девиз и герб.

Две женские головы склонились над пластиковой коробочкой с диском. Антону Николаевичу давно было пора заняться своими папками с тесёмками, но извечный людской грех любопытства не давал уйти. Он тоже заглянул через плечо. Герб действительно был: две ладони на фоне скрещённых меча и топора.

— Топор какой-то маленький, — поморщилась Лера. — А это что, латынь? — наманикюренный пальчик упёрся в текст.

Антон Николаевич громко хмыкнул и сделал шаг назад, делая вид, что размышляет о высоком.

— Хватит воображать, — Лера быстро разбила всю его тонкую дипломатию. — Лучше переведи.

Реконструктор покраснел, но послушно перевёл.

— Рождён быть свободным, — и уточнил, — это английский.

— Точно средние века, — обрадовалась Лера, небрежно сунула диск в сумку и ринулась к выходу.

— А-а, — умоляюще застонала ей вслед дама-архивариус, протягивая экземпляр недочитанного романа.

— Ну конечно, — Лера вновь была само обаяние. Расписавшись на поднесённом экземпляре, она упорхнула, оставив после себя шлейф, сплетённый из запахов дорогих духов, торопливого цоканья каблучков и шороха африканских бус.

Несколько дней всё шло как обычно. Антон Николаевич приходил в архив, занимал привычное место у окна, развязывал тесёмки очередной папки и погружался в прошлое. Но иногда, совсем не к месту, в его памяти возникал герб неизвестного общества. Ладони, сложенные в суровом мужском рукопожатии, оружие пригодное для честного поединка. Хороший герб. Да и девиз неплох. «Рождён быть свободным». Кто мог сражаться под таким девизом? Какой-нибудь князь, не слишком знатный и совсем не богатый, но гордый и честный. Да и мечом этот князь любил помахать. С таким девизом это, наверное, приходилось делать часто. Реконструктор непроизвольно стал набрасывать голограмму князя, невысокого, широкоплечего, с огромным мечом. У такого меча должно быть имя. Как мог князь называл свой меч? В памяти промелькнули известные имена: Дюрандаль, Эскалибур, Моя Малышка. Реконструктор досадливо поморщился. Всё это было не то.

За спиной раздалось осторожное покашливание. Отключив комп, он обернулся. Рядом стояла смотритель архива.

— Извините, что помешала, — прошелестела служительница, — но вам необходимо вернуть диск, прошла уже неделя.

В ответ на недоумённое поднятие бровей, она продолжала тем же трагическим шёпотом. Поскольку уважаемая Валерия не имела допуска в архив, а не менее уважаемый Антон Николаевич друг великой писательницы, то все документы записаны на него и он, то есть Антон Николаевич несёт за них полную ответственность со всеми вытекающими последствиями. По мере произнесения текста лицо служительницы архива становилось всё более серьёзным, а тон суровым и где-то даже жёстким.

— Шах и мат одновременно, — усмехнувшись, заметил Антон и безропотно отправился на встречу со своей ветреной подругой.

Лера сидела за компьютером, настукивая очередной шедевр. Вокруг царил художественный беспорядок. Кофейные чашки стояли на подоконнике, на столе, под столом, а одна почему-то примостилась в кадке с пальмой. Мусорная корзина была полна использованных бумажных платков. Лера имела обыкновение рыдать, расписывая очередную жалостливую сцену романа, так что платки были необходимым атрибутом творческого процесса.

— Тоша, это будет мой лучший роман, — заявила великая писательница.— Хочешь почитать.

Увидев ужас на его лице, она весело рассмеялась.

— Я пошутила. Посмотри лучше исходные материалы. Тебе, как реконструктору, будет интересно, а я приготовлю кофе.

Тоша послушно сунул диск в комп. Так, что тут у нас.

Отчёт председателя партии феминисток КЛФ «Запределье» о посещении соседнего княжества. Что за чушь! Княжество и феминистки, это несовместимо. Фотографии, видеоролик. Он почувствовал внутри холодок, так всегда бывает перед началом исследования, не знаешь, что найдёшь. А здесь, явно, что-то интересное. Сдерживая волнение, реконструктор начал с отчёта.

«Дорога петляла среди домиков рабочего посёлка. И сюда проникло тлетворное влияние Запада, причудливо сплетаясь с советским прошлым. Из окошек выглядывали не провинциальные фикусы и наивные герани пролетарского цвета, а вполне европейские хосты и азалии. Улица Советская естественно вела к храму, этакому кирпичному новоделу, напоминающему одновременно терем Берендея и крепость. На площади Ленина, почему-то не широкой, а длинной, стояли, любуясь друг другом роскошный Дом Культуры, и огромное здание весёленького жёлтого цвета, огороженное колючей проволокой. Стоящая посередине ёлка, сиротливо украшенная цветными бумажками, напоминала о праздниках, проведённых в буйном угаре».

А хорошо излагает эта феминистка, талантливо. Антон Николаевич откинулся в кресле и блаженно потянулся, небрежно смахнув пару листов будущего великого творения Валерии Урановой. Поднимая их с пола, он ненароком прочёл. «Стояло чудесное морозное утро. Лучи солнца струились сквозь окна кареты, отражаясь в бриллиантах, украшавших молодую женщину. Её прекрасные зелёные глаза гневно горели».

Антон Николаевич сморщился, как от зубной боли и брезгливо отшвырнул листки. Глаза успели выхватить ещё одну фразу. «Прошу прощения, дорогая, — нахмурив брови, заметил виконт. — Я обещал нашей гостье показать дом. Он настолько велик, что гости в нём частенько теряются».

Решительно отбросив листы, Антон вновь потянулся к монитору.

— Ну-с, и где же этот огромный замок, в котором теряются гости.

Тоша знал, что буйная фантазия Леры не знала границ, но на этот раз она превзошла себя. На фотографии сиротливо высились два старых трёхэтажных дома, рядом возвышалась, как минарет, труба местного заводика.

Он быстро пролистнул доступные фотографии и нашёл что искал, дверь в маленькое полутёмное помещение.

Восстановить интерьер для реконструктора его уровня было минутным делом. Над компом повисла голограмма. Занавески, повешенные явно не женской рукой, закрывали пару подслеповатых, давно не мытых окон. Электрический чайник без крышки стоял на обшарпанном столе. Стойка с мечами, самодельные стеллажи вдоль стен, на которых аккуратно лежат кольчуги и шлемы.

— Хорошо там у них, — с неожиданной завистью подумал Тоша.

Ему мучительно захотелось хоть на минутку зайти внутрь, сесть у древнего компа, вдохнуть воздух, пропитанный запахом дешёвых сигарет и почувствовать себя свободным. Казалось, процесс восстановления шёл сам по себе. Пальцы автоматически нажимали нужные клавиши и голограмму заполняли всё новые детали. Объёмная картинка, повисшая над компом, становилась всё реальней. Пар от пластиковых кружек поднимался к потолку, с которого свисал пластиковый скелет и пара компьютерных мышек. Постепенно комната стала наполняться людьми. Полупрозрачные призраки становились всё отчётливей. Тоша уже мог разглядеть их лица. В сознании реконструктора возникали имена, но они ещё ничего не говорили ему. Временами казалось, что он слышит музыку, но она пока ускользала, как ускользали и некторые детали, мешавшие голограмме превратиться в реальность.

— Заждался? — улыбающаяся Лера несла две большие дымящиеся кружки кофе.

Тоша еле успел нажать нужную клавишу, голограмма погасла.

Он, наверное, странно выглядел, потому что Лера быстро поставила кружки на стул, кстати подвернувшийся по дороге.

— Ты посмотрел документы, — быстро спросила она. — Выглядишь так, как будто собрался перейти черту.

А ведь она угадала, — растерянно подумал он. На одно пусть крошечное мгновенье, но ему захотелось перейти черту, границу, отделяющую реальность от фантазии. Перейди черту и станешь частью того мира, который ты создал, а обратной дороги не будет. Как только Лера угадала, вот ведь колдунья.

— Лера, — он опустил глаза, потёр вспотевший лоб. Нужные слова внезапно сбежали от страха. Он откашлялся. — Лера, — он глубоко вздохнул. — Я пришёл за диском.

— Это тебя та мымра из архива ко мне отправила, — облегчённо рассмеялась Лера. — Переживёт. Я сейчас подпишу ей пару романов…

— Нет, Лера, дело не в ней, — он никак не мог подобрать слова, — дело в них.

— В ком?

— В тех парнях с диска. Лера, ты не должна писать о них, ты же всё испортишь

— Что ты несёшь?— Лера скорее удивилась, чем рассердилась. — Ты не понимаешь. Это мой шанс. Роман, который будут читать женщины всего мира.

— Что читать, — Антон разозлился. —Эту галиматью, — он подошёл к столу, заваленному маленькими книжечками в ярких обложках.

Взяв одну наугад, он раскрыл книжку на середине: «Граф любил её на широкой кровати со всей силой страсти, пламенной и неодолимой, чувственной и светлой». Книжка полетела на пол. Он понимал, что после такого все отношения с Лерой будут порваны, но остановиться уже не мог.

— Вот это ты называешь большой литературой, — он потряс ещё одним романчиком, на обложке которого мускулистый красавец целовал грудь пышной блондинки, — Опомнись, Лера. Эти парни с диска достойны лучшего. Они …

— Как же. Сколько раз я слышала эти бредни. Мужское братство, мы с тобой одной крови. Звучит романтично А на деле всё заканчивается банальной пьянкой в неприбранной холостяцком флэте. Я рассказываю о мечтах, которые делают мир лучше, дарю людям надежду на счастливую любовь. А что подаришь людям ты? Пошлые анекдоты о сексе, рассказанные под стакан дешёвого портвейна.

— Хватит Лера, — твёрдо сказал Тоша. — Я забираю диск.

Она так удивилась, что впервые не знала, что сказать. Лера привыкла, что Тоша всегда безропотно исполнял все её капризы. Иногда он напоминал плюшевого медведя из далёкого детства, уютного и нелепого, с ним приятно проводить время, но чужим показывать не стоит. Новый Тоша был незнаком и даже казался опасным. С таким мужчиной она не решилась спорить, и маленькая пластиковая коробочка исчезла в одном из бесчисленных карманов его куртки.

Закрывая дверь, Антон услышал, как громыхнули об пол обе кружки с горячим кофе, но ему было уже всё равно. Обаяние Леры больше не действовало на реконструктора.

— Словно противоядие принял, — усмехнувшись, подумал он. — А может дело в тех парнях из прошлого, в мужском братстве. Он машинально сунул руку в карман и погладил пластиковую коробочку.

Дома он сел за комп.

Тоша не знал, сколько прошло времени. Он перестал различать сон и явь. Читал, рассматривал фотографии, видео. И жизнь, казалось, ушедшая навсегда, возрождалась, становилась реальной, зримой, объёмной. Он видел серое небо, нависшее над сосновым бором, и снег, тоже серого цвета. Нелепые машины, маленькие дома. В его жизни всё было красивей, удобней. Но в том мире, который Тоша восстанавливал, было честней и правильней. В принципе, реконструкцию можно было считать законченной. Правда, люди всё ещё напоминали призраков, восстанавливать их дальше, значило перейти черту. Но Тоша уже не мог остановиться, и не мог обманывать себя. Он хотел восстановить всё. Ему важно было оживить тот мир и людей, имена которых приходили к нему по ночам. Он хотел быть с ними всегда. Лера права, они одной крови.

И однажды всё получилось. Были и снег, и сосны, и деревянные меч, и мужское братство, и портвейн «Три семёрки». И самое главное, была радость от того, что ты живёшь, ты свободен и больше никогда не вернёшься в ту скучную серую жизнь. Только иногда во сне он слышал лёгкий шорох африканских бус и ощущал запах экзотических духов, а счастливый весёлый голос что-то говорил, говорил, но слов было не разобрать. От всего этого сжималось сердце и становилось так грустно и одиноко.