|
|
Над землей мороз,
Что ни тронь - все в лед,
Лишь во сне моем
Поет капель.
А снег идет стеной,
Снег идет весь день,
А за той стеной
Стоит апрель.
Грузовик "Луч света" тяжело шел через подпространство на индикаторный
сверхсветовых по окраине галактики. Корабль принадлежал контрабандистам.
Оба грузовых отсека, прикрепленные к брюху корабля, были наполнены грузом.
Хотя за то, что находилось в левом отсеке, капитан контрабандистов мог
бы выручить немало, но содержимое правого заставляло его потирать руки.
Правда, и Звездный Патруль мог не пощадить его за груз в правом трюме.
Работорговля не поощрялась. Можно - с определенными трудностями - торговать
оружием, биокомпьютерами, клонорганами, ирэном, прочей дрянью. Можно перевозить
шпионов. Но нельзя торговать людьми. Хотя многие планетные правительства
не считают рабов людьми. Ведь когда-то их объявили "недостойными
имени человека". Они были побеждены, оказывали жестокое сопротивление
победителям, после чего были сделаны рабами. С ними запретили общаться
остальным людям иначе как через роботов-надсмотрщиков. На них не ставили
эксперименты - из презрения. Их не посылали на рудники - там трудились
роботы. Им не доверяли работать на заводах - боялись саботажа. Их просто
согнали в резервации и заперли.
Постепенно рабов стали забирать по одному или несколько штук. Они становились
садовниками, живыми скульптурами в силовых фигурах, золотарями. Их не
брали в наложницы, не делали даже отдаленно равными пыли под ногами настоящих
людей.
Потом начало этой истории забылось, а рабы остались рабами. Они по-прежнему
жили, отделенные от людей механическими стражами, говоря на своем языке,
рождая детей своего народа. Они не помнили своих корней, не знали технологий
текущего времени. Они были ничем - уродливый нарост на гладком стволе
цивилизации, позабытая игрушка старых времен. Правда, их становилось все
меньше - неволя не рождает тягу к жизни.
Поэтому капитану контрабандистов досталась довольно крупная партия, что-то
около двух сотен штук, по двести пять кредиток за штуку. Там, куда он
их вез, их можно было продать гораздо дороже. И предполагаемая сумма прибыли
вновь заставила капитана потирать руки.
Вдруг относительную тишину палуб корабля прорезал вой сирены. Второй помощник
влетел на мостик и выпалил:
- Звездный патруль! Два легких эсминца. Требуют остановиться для досмотра.
Грузовику было не отбиться даже от одного корабля Патрульных, поэтому
капитан решил просто делать ноги:
- Полный до световой. Уходим ближе по краю галактики. Не попади в звезду!
Кораблик вздрогнул и рванулся вперед, действительно превращаясь в луч
света - но это был предел его скорости. Патрульные корабли не торопясь
его нагоняли. Покрытый липким потом капитан смотрел на подпространственный
радар и ругался на чем свет стоит. Наконец он выкрикнул в устройство связи:
- Сбрасывай левый. Попробуем уйти маневром.
Действительно, груда металла, мчащаяся со световой скоростью, могла на
время отвлечь патрульных и дать уйти кораблю. Однако, помогло это только
на несколько минут - Патруль снова возник на радаре и стал приближаться.
Кроме того, начал задыхаться фотонный ускоритель - долгая работа в предельном
режиме могла разрушить его.
- Приготовить протонные пушки! - рявкнул первый помощник артиллеристам.
- Отставить! - прервал его капитан. - Сбрасывай правый трюм. Там живые
- задержат их надолго. Уйдем.
- Но капитан... - промямлил помощник, понимая, что может остаться без
денег.
- Молчи! Не до жиру...
Беззвучно вздохнула пневматика, открывая створы грузовых люков. Магнитный
толкатель выбросил в космос огромный - двадцать на десять на десять метров
металлический куб с двумя сотнями людей. "Луч света" в очередной
раз скакнул в сторону, выполнив маневр "заяц" и умчался. Куб,
предоставленный самому себе, начал затормаживаться.
Приближающийся патруль просканировал его - просто так, на всякий случай.
- Внутри него - живые существа. Скорость падает, скоро он спонтанно выйдет
из подпространства. Что делать? - спросил пилот командирского корабля.
Его командир секунду помедлил:
- Продолжаем преследование. По завершении вернемся - проверим. И оба патрульных
корабля, мигнув выхлопами двигателей, умчались вслед за отчаянно улепетывавшим
"Лучом света".
+ + +
А он придет и приведет
За собой весну.
И рассеет серых туч
Войска.
А когда мы все посмотрим
В глаза его,
На нас из глаз его
Посмотрит тоска.
В глухом железном кубе с ребром десять метров их было сто двадцать два
человека. Тусклый свет от ламп на стенах, тихий гул вентиляции - и они,
сидящие на полу вдоль стен. Они не роптали - давно разучились они бунтовать.
Они не знали, куда их везут - их судьба везде одинакова. Они молчали -
тысяча лет рабства научила их терпеливо ждать. Хотя они сами не знали,
чего ждут. Они не почувствовали отстыковки в подпространстве - нет направления
и силы тяжести. Они не почувствовали, как оказались в реальном космосе
- за миллиарды миллиардов километров от любого населенного мира. Включилась
искусственная сила тяжести - от автономного генератора. Они не позаботились
о поддержании его режима и о том, чтобы подать сигнал бедствия - они просто
не подозревали о существовании этих вещей. Они просто сидели и ждали.
Мужчины, женщины, дети, старики. Внутри железного куба не было смены дня
и ночи. А у них не было часов - если бы их это сколько-нибудь интересовало.
Они просто ждали неизвестно чего. Костер их душ горел ровно и спокойно.
Но вот мужчина, сидевший в самом центре их железной тюрьмы, встал. Он
был высок ростом, жилист, имел широкую грудь, длинные ноги и руки. Каждое
его движение проявляло его силу. Силу тигра, идущего по саванне. Силу
ветра, дующего в море. Силу солнца, светящего всем.
Его длинные черные волосы были перехвачены у затылка, образуя "хвост".
Его черные глубокие глаза сверкали, как звезды. На нем были куртка и брюки
из черной кожи, наглухо закрывающие тело, ноги и руки. Стоптанные башмаки
твердо упирались в пол.
Когда этот человек встал, многие посмотрели на него. Быть может, это то,
чего они ждали? Молча мужчина в центре летящего сквозь космос железного
куба поднял руку и, поворачиваясь вокруг себя, сказал:
- Мы свободны, отныне и навеки. Мы вернемся домой.
По взглядам сидящих людей нельзя было сказать, рады ли они это услышать.
Нельзя было даже сказать, услышали ли они это вообще. Но когда вставший
двинулся к стене, обходя сидевших, откуда-то раздался хриплый голос:
- Когда?
Шедший обернулся:
- Мы уйдем немедленно.
Хотя все молчали и не шевелились, появилось ощущение общего облегченного
вздоха.
А вставший человек дошел, наконец, до стены. Он оторвал какую-то трубку
- полилась на пол жидкость. Согнул из нее сложной формы кольцо. Оторвал
тонкую металлическую пластинку и обогнул ее вокруг кольца, пользуясь только
силой рук. Затем оторвал еще несколько кусочков металлической пластины
и тоже закрепил их на своем пальце. После этого осмотрел получившийся
бубен и тихонько стукнул в него. Прислушался в наступившей тишине. Затем
вдруг запел. Сначала тихо, будто вспоминая что-то, очень давно забытое.
Потом громче, так, чтобы было слышно всем. Он пел, ударяя в бубен, извлекая
из него звуки в помощь своей песне. Песня была о том, как хорошо вернуться
домой, о том, что все, когда-то покинувшие свой дом, всегда в него возвращаются.
О том, что все, даже равнодушная к людям природа, помогает тем, кто идет
домой. И сидящие на полу люди потихоньку начали ему подпевать, хотя и
не знали слов. Просто слова начали звучать в их душе. Затем вставший первым
повернулся и направился к выходу из куба - большим железным дверям с воротом
посередине.
Он не переставал петь, но теперь уже нельзя было сказать, поет он один,
или нет. Песня звучала, казалось, сама по себе, даже звон и глухие удары
бубна повторялись все с той же ритмичностью. Вслед за шедшим к дверям
человеком с пола поднялись еще пятеро или шестеро молодых людей, и вместе
они провернули огромное колесо запора и открыли дверь наружу. Вставший
первым, первым же шагнул за порог. К этому времени встали все. Они забрали
с собой все запасы воды и еды. Забрали одеяла, чтобы завернуть в них детей.
Отломали несколько длинных железных трубок - чтобы было на что опереться
старикам и для защиты.
И все ушли, оставив открытыми двери. Они шли по пустоте космоса за своим
вождем, который просто сказал, что сегодня они пойдут домой. Шли и слышали
и пели песню своего вождя. И бубен стучал и звенел в такт их шагам.
+ + +
И откроются двери домой:
Да ты садись,
А то в ногах правды нет.
И когда мы все
Посмотрим в глаза его,
То увидим в тех глазах
Солнца свет.
И они шли без дороги по черной пустыне, в которой им светили костры звезд.
Они держали путь к дому. И вождь их был с ними. Они грелись у чужих солнц,
сев в кружок вокруг них. Ужасные чудовища космоса разбегались, завидев
их издали и услышав их песню. Никто не может сказать, сколько они шли.
Они устали. Некоторые из стариков не дошли до дома и умерли, и их похоронили
на погребальных кострах звезд, попавшихся на пути. Дети тоже устали, и
их несли на руках, передавая от одного человека к другому, возвращая родителям,
когда они начинали волноваться. Но вот вождь, шедший впереди, сказал:
- Мы почти дошли до нашего дома.
И все посмотрели вперед и увидели свой дом, о котором забыли тысячу лет
назад. Они увидели теплое желтое солнце, которое грело, как пушистая желтая
кошка, как самый лучший костер. Они увидели свой дом - планету с зелеными
лесами и голубыми океанами, на которой, как занавески на окнах, висела
сеточка облаков. И вздох радости и облегчения, копившийся тысячу лет,
пронесся по тем, кто дошел. И они пошли вперед. Они спустились на планету,
ступая все ниже и ниже. И они обрели дом, который был им нужен. Их был
и свежий ветер, и холодный дождь. И земля под ногами, и ветер над головой.
И вождь в последний раз ударил в бубен и сказал:
- Наконец-то мы дома.
Но песня на этом не кончилась. Она навсегда осталась звучать в глубине
души тех, кто вернулся домой. Просто, если случится им опять оказаться
вдали от дома, она приведет их назад из любой дали, через любые преграды.
+ + +
Говорят, что это легенда, красивая и неправдоподобная сказка. Но почему
же тогда так захватывает дух при взгляде на звездное небо? Может быть,
это - память от тех, кто когда-то шел пешком меж звездами к далекому дому?
На теле ран не счесть,
Нелегки шаги.
Лишь в груди горит звезда.
И умрет апрель,
И родится вновь,
И придет уже навсегда.
╘ Алекс Нортон
|
|