С самого начала рейса нам не везло. Сперва на взлёте отвалилось несколько букв, составлявших гордое название нашего корабля, причём одна из них не отпала совсем, а повисла наискось, превратив гордое слово в глумливое ругательство. Потом забарахлил главный двигатель, и мы всю ночь провели в машинном отделении, ворочая тяжеленные шестерни и смазывая подшипники. К утру машина завертелась, как следует, и мы, усталые и невыспавшиеся, наскоро помылись и вышли к завтраку. Тут младший стюард Бука споткнулся, наступив на забытый кем-то на полу разводной ключ, и упал, вывихнув клешню и расколотив всю посуду. При этом он ухитрился с ног до головы окатить старшего помощника капитана густым рыбным супом. В результате вместо завтрака мы занимались генеральной уборкой корабля, включая покраску наружных обтекателей сигнальных фонарей и чистку фановых цистерн. Тем, кому выпала последняя работа, позже пришлось ещё и оттирать свои скафандры. Несколько утешало то, что товарищи, освободившиеся раньше нас, и навестившие болезного Буку в лазарете с его больной клешнёй, случайно вывихнули ему ещё одну. Старпом Вука, вроде бы, несколько успокоился, корабль засверкал всеми заклёпками, и мы стали готовиться к прыжку.
Сам прыжок прошёл гладко, вот только в момент входа в перпендикулярное пространство завис главный компьютер, так что выпрыгнули мы неизвестно куда. Капитан зловеще скрежетал жвалами, понося вычислительную команду, и обещал сожрать нас, если мы не исправим компьютер тотчас же. Причину зависания мы нашли достаточно быстро, как только открыли верхний люк корпуса, обнаружили, что от одного из кулеров отвалилась лопасть и застряла между шестерёнками арифметического сопроцессора. Обнаружить-то обнаружили, да только достать эту железку никак не удавалось, она была в самом низу, у пола. Никак не дотянуться, разве что разобрать сопроцессор, но это на двое суток работы, не менее. Так мы и до конца ужина не доживём. Пока мы с Чукой думали, как быть, иногда опасливо косясь на капитана, остальные из вычислительной команды резво носились по лестницам вокруг процессорного блока, изображая кипучую деятельность. Капитан на нас пока не смотрел, он теперь вовсю костерил навигаторов, обещая, что если они не определят вот прямо сейчас наше точное место, сожрать заодно и их.
Наконец, мы придумали. Спустились на уровень ниже, туда, где паропроводы, сверились со схемой, отмерили нужное количество вершков от главной переборки, переглянулись. А что ещё нам оставалось делать? Ну, подключили к ближайшему крану переносной коловорот, и я, крепко сцепив жвалы, принялся сверлить.
Для разнообразия, на этот раз лично мне повезло. Бур не проткнул паропровод, не уронил стойку материнской станины и не повредил коленвал системной шины. Бур вышел именно туда, куда мы хотели. Я осторожно извлёк коловорот, кивнул Чуке, чтобы он перекрыл кран, и осторожно заглянул в отверстие. Вот она! Дальше действовали вдвоём. Чука оттопырил до предела глаз, просунув стебелёк в дыру, и короткими репликами корректировал процесс, а я аккуратно действовал малым ручным манипулятором. Со второй попытки лопасть удалось защемить клещами (с первой я немного защемил Чукин глаз), а с третьей — полностью извлечь. Шестерни немедленно закрутились, звякнули кулачки, защёлкали ячейки памяти. Компьютер заработал, значит, мы ещё поживём!
Гордые проделанной работой, мы поднялись обратно в рубку, где застали странную картину. Капитан торчал на мостике, на самом краю, перегнувшись через перила и уткнувшись лбом в стекло главного иллюминатора. Прочие толпились внизу, также разглядывая что-то прямо по курсу корабля. На полу сиротливо валялась клешня старшего навигатора. Не сговариваясь, мы с Чукой протиснулись поближе к стеклу — и обалдели. В космическом пространстве, не далее как в получасе неспешного лёта, медленно вращалась кубическая планета. На ней виднелись океаны, моря, над материками топорщились горные хребты. Надо всем этим проплывали, огибая углы, белые облака…
* * *
Тряска на старте была такой, что жёсткое сиденье едва не превратило мою бедную задницу в отличную отбивную. Вцепившись обеими руками в пристяжные ремни, я сжал зубы, чтобы они не раскрошились от немилосердного клацанья, и чтобы съеденный утром бамбургер не выскочил прямо в лицо сидящему напротив Засранцу.
Наконец, через сто миллионов лет, тряска прекратилась, и по телу разлилась блаженная лёгкость. Корабль вздрагивал ещё пару раз, это пилоты корректировали траекторию.
После второго импульса дверь высокотехнологично разъехалась в разные стороны, и в отсек вплыл Кэп, в космодоспехе.
— Значит так! — прорычал он своим обычным голосом, нещадно жуя неизменную сигару. — Я очень хочу надеяться, что из всех здесь присутствующих, даже самый распоследний кретин задаётся вопросом, какого хрена он здесь делает. Причём задаётся с самого момента объявления боевой тревоги. Задаётесь, недоноски?
— Сэр! Да сэр! — дружно проорали мы.
— И я полагаю, что каждый из вас, не взирая ни на какие вопросы, готов выполнить поставленную командованием задачу! Я прав!
— Сэр! Да сэр!
— Неплохо для кривоногих уродов. Совсем неплохо! — он обвел нас взглядом, который, с некоторой натяжкой, можно было назвать «удовлетворённый» и продолжил. — Как вашему непосредственному командиру, мне выпала сомнительная честь, ввести вас в курс дела. Итак, сегодня ночью на околоземную орбиту вышел неопознанный объект, оказавшийся кораблём чужих. Через три часа и сорок минут они весьма недвусмысленно обозначили свои намерения, передав вот это…
Кэп достал палантир, и поместил его в воздухе, в центре отсека, чтобы всем было видно. В недрах палантира возникло изображение какого-то, не то рака, не то скорпиона. Ракоскорпион был одет. Причём как-то так, что не было сомнений — на корабле противника он главный. Угадывались эполеты и фуражка с какой-то ракоскорпионьей эмблемой. И тут этот главарь начал всячески трещать и чавкать по-ихнему, угрожающе поводя длинными усами, и клацая своими нехилыми клешнями.
— Думаю всем всё понятно, — мрачно процедил Кэп, когда изображение в палантире погасло. — Пришельцы явно угрожают варварократии. И нам — доблестной космополитической пехоте, правительство поручило надрать задницы долбанным космическим креветкам! Или умереть, пытаясь! Вопросы есть!
И тут, проклятый утренний бамбургер, не сдерживаемый больше силой тяжести, всё-таки вырвался из меня, веером разлетаясь по всему отсеку.
* * *
Глубоко под землёй, в бункере всевозможной защиты от всего, трое держали совет.
Совещались уже продолжительное время, переходя с шепчущего аргументирования на кричащую недоказуемость.
— Вопросов несколько. — Говорил парень по имени Фикас. — Но главный вопрос: оно нам это надо?
— Да как же нет! — Возражал его оппонент Прибор. — Фуфлоний! Туфтоний! Пофигит! И ещё много-много всяких разных, полезных ништяков! Я же рассказывал! На постоянной орбите, ходит станция. Пустая! Рабочая! Лет уже двести висит! Или гораздо больше. Ни туда не может, ни сюда не падает. Никто её не пользует.
— А отчего же не пользуют — Присоединился Сгон.
— А от того, что станция старая. Не в смысле, что она разваливается, а в смысле, что давно её запустили на орбиту.
— Запустили давно и не разваливается
— А что ей там сделается, дождя-ветра там нет, чайки на неё не гадят. Так, мож какой метеоритишка, один-другой покоцает слегка.
— Не используют-то почему — Не унимался Сгон.
— Она ходит по старинным, тогдашним правилам и требованиям к орбитальным станциям, на эллиптической орбите. На постоянной эллиптической орбите!
— А нам то, что от этого — Спросил Фикас.
— Вот! — Прибор торжественно ткнул указательным пальцем в потолок. — Сейчас всё орбитальное ходит по параллепипеческим орбитам. А имеется мнение, что давным-давно планета была круглая.
Сгон и Фикас пренебрежительно ухмыльнулись.
— И тогда, спутники и станции разные запускались вокруг круглой планеты, по эллиптической. И поэтому, сейчас, никто не может пристыковаться к станции. Из-за разности траекторий при запуске.
— И что — Воскликнул Сгон. — Нам-то это как может помочь
Лицо Прибора озарила победная улыбка.
— А то, что с Угла, до этой орбиты гораздо ближе, чем с Грани.
— Так получается, что с Пирамиды ещё ближе. — Удивился Фикас.
— Нет, не получается. — Помрачнел Прибор. — Орбита над пирамидами не проходит.
— А как мы, разность траекторий преодолеем?
— Мы же не научники какие то. Нам ихние траектории пофигу. Доберёмся до Угла и ждём, в топливный бак пепелаца забодяжим ракетного топлива, он лучше луца работает, если пропорцию правильную соблюсти. Станцию на подходе визуально будет видно. Времени хватает, для того что б увидеть станцию, взлететь и пристыковаться.
* * *
На станции, медленно плывущей над кубической планетой, царило спокойствие. Периодически главный компьютер запускал корректировку орбиты и снова все замирало. Вот и в этот раз он привычно отдал команду, электронные импульсы пробежали по оптоволокну и ничего не произошло! После запуска диагностической программы стало ясно, что поврежден один из маневровых двигателей и к месту поломки немедленно были направлены роботы-ремонтники. Но время, потраченное на устранение неполадок, сыграло свою роль— орбита станции так и не была откорректирована на этом витке и приблизилась к Углу.
В то же время в недрах ее неожиданно отключилось питание криоустановки анабиозной капсулы. Крышка ее медленно поднялась, веки лежащего человека дрогнули, он рывком сел, осматриваясь.
— Черт, что происходит!— безответно вопросил он темноту.— Меня что, ТУТ ЗАБЫЛИ!!!— мелькнуло понимание в мозгу.
— ПИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИП, !!!!! в ПИИП на ПИИИП через ПИП и по ПИИИИИИИИИИИИИИИП!!!!!!— выдал он на одном дыхании и неожиданно задумался о пиве… с креветками!
* * *
Вот за что люблю нашего капитана — так это за его гениальную находчивость. Да, он строг, да, он суров, при случае и сожрать может. Но как ловко он выходит из любых сложных ситуаций! Впрочем, с такой везучестью, как у нашего корабля, иначе и нельзя. Это вопрос выживания.
Мы очутились неизвестно где, возле непонятно какой планеты, населённой незнамо кем. Именно населённой, в подозрительную трубу можно было отчётливо рассмотреть возделанные поля, города и заводские трубы. Без сомнения, там обитала разумная, высокотехнологическая, а, стало быть, вооружённая до зубов цивилизация.
Весь опыт развития скорпионорачества гласит, что, стоит только скорпионораку обрести зачатки разума и выбраться из воды на сушу, как он немедленно берёт в клешни палку, а палка превращается в острогу. Зато как это стимулирует технический прогресс! Сперва примитивные остроги, потом двузубцы, сети, мечи, ружья, паровые машины и, наконец, космические корабли!
А раз планета населена существами разумными и вооружёнными, то садиться на неё смертельно опасно. Но как добыть образцы местной живности? И, на минуточку, хоть что-то заработать Рейс-то у нас вовсе не прогулочный, а строго деловой. Капитан решил задачу легко и изящно. Для начала он потребовал подать дальноглаз. Тут уж мы с Чукой подсуетились: прикатили агрегат, подключили шланги, подобрали объектив. Бригадир слухачей притащил распечатку со списком перехваченных местных трансляционных волн, и мы настроили глаз на ихние волны, проверили звук, картинку, запахи — высшее качество, хоть концерты транслируй.
Затем капитан приказал принести парадный мундир. Облачился, поправил фуражку, пошевелил усами. Мы аж залюбовались — хорош, хоть статую ваяй. Он небрежно качнул клешнёй — начинайте, мол, пора. Чука повернул вентиль, я открыл клапан развёртки и пошла передача. Речь капитан толкнул такую, что хоть в книгу пиши. Что мы, мол, пришли с миром, что у нас и дипломатическая миссия на борту, и дары великих цивилизаций, и что будет всем скоро счастье задаром, и свободная торговля, и чистое небо и всякие блага, надо только ихних представителей к нам на орбиту прислать. На предмет подписания соглашений. И, желательно, не из простых раков, а из благородных, кто позначительнее. Так пел, так пел — если б я не знал, что мы пираты — ей-богу, поверил бы! Когда трансляция закончилась, мы с Чукой убрали дальноглаз, включили дальноскоп и стали ждать, когда местные клюнут. Наши уже стали прикидывать меж собой, какой выкуп за дипломатов с местных содрать можно.
Тут-то они и появились, эти местные. Мы, когда увидали их корабль, даже слегка ошалели. Ну, что он большой будет, этого мы ждали, не на шлюпке же высокородных переговорщиков повезут! Большой корабль, опять же, и загнать можно подороже. Но таких размеров мы не ожидали никак. Эта штуковина пёрла на нас как свихнувшаяся с орбиты планета, причём по мере её приближения мы начали слышать некий странный звук, который весьма сложно описать, но в целом можно охарактеризовать как космический — такое он производил впечатление. И шёл этот самый звук как бы ниоткуда, и, вместе с тем, ясно было, что именно от этого ихнего корабля. Хотя, как звук проходил через космический вакуум — ума не приложу! Братва несколько приуныла, только капитан оставался бодр. Расхаживал по мостику, пучил глаза и в нетерпении клацал клешнями.
Когда до корабля местных было уже клешнёй подать, они нас ещё раз удивили. Вместо космических звуков мы услышали бравурную музыку, как будто играл оркестр. Или гоблинестр, к примеру. На музыкальной тяге они там, что ли, летают? Но времени разбираться сейчас не было. Капитан приказал абордажной партии надеть латы, приготовить двузубцы с сетями и стать по краям коридора — от шлюза до средней палубы. Мы с Чукой отошли подальше от абордажников и взобрались по лесенке на системный блок — оттуда будет виднее. Стали ждать, когда же стыковка, но так и не дождались: корабль кубопланетников как пёр вперёд, так и продолжал себе дальше, мимо нас, куда-то в космос. За иллюминатором проплывал его борт листы обшивки с гигантскими заклёпками, какие-то рубки, башни, выступы — рельеф, в общем. Гоблинестр гремел, не переставая, пейзаж чужой громадины за стеклом всё проплывал и проплывал, пока, наконец, не закончился. Тут и музыка стала стихать, пролетев мимо, он от нас теперь удалялся, как будто они нас вовсе не заметили. Хотя, при таких-то размерах неудивительно.
Капитан снова впал в бешенство, ругал тупоумных местных, которым неизвестно кто штурвал доверил, которые понастроили здоровенных лоханок, а права купить не озаботились, которые сами по себе тормоза, но корабли тормозить не умеют, и которых он, капитан, за это немедленно сожрёт сразу после пленения. Без всякого выкупа, просто так, чтобы неповадно было над приличными пиратами издеваться. Отругавшись, он уже собрался было отдать какую-то команду, но тут музыка снова заиграла громче — местные разворачивались. Похоже, они нас всё-таки заметили.
* * *
— Твою мать, Гадёныш! — проорал Очко, подняв забрало. — Как под дерьмомёт угодил, ей богу!
— А ты откуда знаешь, как это, под дерьмомёт — спросил Засранец.
— А мне Вонючка рассказывал!
Вонючка довольно оскалился, и поднял вверх большой палец. Ему-то что Он, раньше как раз по это части был. По дерьмомётам, в смысле. А вот для сохранения боеспособности подразделения и членов экипажа, пришлось по всем отсекам вакуумную продувку делать.
Возможно, Очко продолжил бы свои возмущения, но тут вновь взревели репассивные двигатели нашего ядрёного экипаженосца, и меня вжало в спинку сиденья, а все сидящие по другому борту, повисли на пристяжных ремнях.
— Кажись, разворачиваемся, — высказал общую догадку Сопля, а Недоумок воспользовался случаем и, злорадно ухмыльнувшись, пустил длинный тягучий плевок в оказавшегося «под ним» Дока.
Когда манёвр закончился, дверь снова разъехалась, впуская явно недовольного Кэпа.
— Значит так! Шокированные невинными шалостями Гадёныша, — тут Кэп так на меня поглядел, что я чуть не поклялся себе никогда больше не есть бамбургеров, — наши доблестные пилоты промахнулись мимо креветочного корабля. Оправившись от шока, они решили реабилитироваться…
— Ре… били… что — подал голос Мордоворот.
— Исправиться, — подсказал Засранец.
— А-а-а, — протянул Мордоворот.
— Оправившись от шока, — недовольно пожевав губами, продолжил Кэп, — они решили… исправиться… и произвели мастерский разворот. По крайней мере, так считают они! Однако… — тут кэпов взгляд почему-то снова остановился на мне, — корабля чужих обнаружить не удалось. По крайней мере, визуально.
Я выпучил глаза и затряс головой, всем своим видом стараясь показать, что уж здесь-то моей вины нет.
— А что показывает радар — поинтересовался Прыщавый.
— Какую-то мелкую хрень. Космический мусор.
Тут дверь за спиной Кэпа в очередной раз разъехалась, и в открывшемся проёме показался один из пилотов.
— Сэр! — обратился он к Кэпу. — К нам приближается неопознанный объект! И он… — пилот замялся.
— Что! — рявкнул Кэп.
— Объект движется по эллиптической орбите! — метнув руки по швам и вытянувшись в струнку, отчеканил пилот.
Чтобы проделать всё это ему пришлось отпустить поручни. Но движения, привычные при земном тяготении, сыграли с ним злую шутку. Подлетев к потолку, пилот ударился шлемом, отскочил обратно и завис по стойке «смирно» между полом и потолком.
— Какого хрена! Почему по эллиптической! — прорычал Кэп.
— Вероятно это одна из легендарных древних станций, — бодро отрапортовал пилот, медленно заваливаясь влево, да ещё и проворачиваясь при этом вокруг своей продольной оси самым неуставным образом. — В поисках корабля чужих мы сместились со стандартной параллепипеческой орбиты и оказались…
И тут обычное освещение вдруг сменилось на зловещее тускло-красное, и в окутавшей нас красноте взревела корабельная сирена.
— Сэр! — в дверном проёме, отпихнув товарища, появился второй пилот. — Только что с ближайшего Угла в нашу сторону стартовал неизвестный летательный аппарат! Судя по выхлопу, они идут на ракетном топливе!
Кэп стоял ко мне спиной, и я не видел его лица, но готов поклясться собственной задницей, что в этот момент его глаза недобро сощурились.
— Ракетное топливо — глухо процедил наш командир сквозь сжатые зубы. — Это рульские!
Да. Сомнений быть не могло. Только рульские умели делать топливо из ракет.
Осознание этого так ошеломило меня, что я мог и не услышать глухой удар какого-то предмета о наружную обшивку, если бы этот удар не раздался как раз у меня над головой. Вслед за ударом послышалось громкое скрежетание, а ещё через мгновение прямо на меня посыпались искры. Я открыл рот, чтобы заорать, но не успел…
По перепонным барабанкам ударил громкий хлопок, и круглый кусок обшивки, диаметром с хорошую тарелку, просвистел у меня над головой, и с хрустом врубился в переносицу Неудачника. Брызнула кровь. Бедняга дёрнулся всем телом и замер, удерживаемый пристяжными ремнями. Верхняя часть его черепа, отделённая смертоносным диском, кувыркаясь и источая маленькие кровяные шарики, полетела вверх и в сторону. А в это время отсек заволакивало паром, и в этом пару вдруг замелькали небольшие, размером не больше ладони, зато одетые в латы и клацающие клешнями существа.
— Они здесь! — истошно проорал Засранец свою коронную фразу. — Членистоногие ублюдки здесь!
— К оружию! — проревел голос невидимого в пару Кэпа.
Я схватил пристёгнутый у сиденья «томпсон», и быстро нанёс пару ударов в окружающую меня пелену.
— Меня атакуют! — проорала в ответ пелена голосом Прыщавого.
Отстегнувшись, я рывком покинул сиденье, и тут же полностью потерял ориентацию. Вокруг были лишь невесомость и залитый мигающим красным светом пар. Я затрепыхался, пытаясь нащупать хоть какую-то точку опоры, и тотчас ощутил резкую боль в указательном пальце правой руки. Поднеся руку к лицу, я с ужасом разглядел жирную инопланетную креветку, уцепившуюся одной клешнёй за вторую фалангу моего несчастного пальца. В другой клешне креветка сжимала двузубую вилку, которой пыталась уязвить мою ладонь. Пальцы правой руки сжались сами собой, легко сминая жестяные латы. Из получившегося кулака брызнула бурая слизь. Однако не успел я обрадоваться лёгкой победе, как мою голову опутала мелкоячеистая сеть. Проклятье! Ненавижу, когда мне на голову одевают что-либо без моего согласия! Злобно зарычав, я одним рывком сорвал вражью сеть и завертел головой, пытаясь высмотреть наглеца, накинувшего её на меня. Но тут из красного клубящегося пара вынырнула нога, обутая в добротный кованый космоботинок, и съездила мне точно в ухо! Клубы пара завертелись перед глазами, медленно тускнея, а звуки боя разом сделались глуше, и как бы отдалились. Сквозь эти звуки вдруг неожиданно отчётливо проступил бесстрастный, механический голос бортового компьютера
— Внимание! Приближаются два почти опознанных объекта… Внимание! Опасность столкновения… Внимание! Вы что там, уснули что ли… Внимание! Слышит меня хоть кто-нибудь? Внимание! До столкновения десять… девять… восемь… семь… Врагу не сдаё-отся наш гордый Варяг… два… один!
Раздался грохот, меня приложило о ближайшую переборку (или это переборку приложило об меня) и свет померк окончательно.
* * *
Фикас в очередной раз замерял отверстие форсунки штандартенциркулем, хмурил лоб и шевелил губами, подсчитывая параметры. Прибор гвоздём царапал смотровое окошко топливного бака, отмечая исходный уровень горючки. За пределами пепелаца Сгон баловался с кислородными баллонами. Ему несколько раз говорили, чтоб не безобразничал, но он категорически не слушался и пытался надышаться чистым кислородом впрок. Мотивируя тем, что на орбите туго с подышать. Поэтому, засунул в горло сантиметров примерно тридцать шланга. Очевидно, кислород он закачивал, сразу в лёгкие, минуя верхние дыхательные пути.
Прибор взглянул на часы, кивнул сам себе, приложил компас к настенной карте, покрутил его, при помощи интегралической линейки провёл несколько линий. В полученное пересечение ткнул пальцем и довольно улыбнулся.
— Надо начинать.
Фикас кивнул, подкрутил вентиль топливоподачи, открыл форточный иллюминатор и крикнул Сгону.
— Продувка!
Сгон вытащил из себя шланг, открыл баллон на полную мощность и, пошатываясь, полез под пепелац, продувать дюзы и сопла.
Фикас стал лихорадочно щёлкать тумблерами. Занеся руку над очередным тумблером, вопросительно взглянул на Прибора, который, нервно сглотнув, утвердительно кивнул головой.
— Протяжка один! — Снова прокричали в форточку.
Из-под днища шустро выполз Сгон, подбежал к кислородным баллонам, сграбастал обе штуки в охапку и сразу метнулся назад.
Фикас поднял левую руку, сжатую в кулак, и стал распрямлять пальцы по одному.
Прибор, подошёл к главной пепелацной двери и как только вовнутрь залетели баллоны, и в прыжке заскочил Сгон, захлопнул дверь.
Пять пальцев на Фикасовой руке растопырились, и он опять прокричал
— Протяжка два! — И переключил тумблер.
Из сопел Пепелаца мощными струями на мгновение ударило жидкое топливо.
Прибор достал из-за уха сигарету, вставил на место отсутствующего зуба и некстати задрожавшими руками попытался закурить. Спички совершенно не слушались, ломались, головки отваливались и, в общем, не загорались.
Тяжело дышащий, и, тем не менее, довольно, во всю свою морду, улыбающийся Сгон отобрал спички у Прибора, зажёг одну, поднёс огонёк к сигарете и сам прикурил. Прибор сделал глубокую затяжку и благодарно закивал головой.
— Предварительная! — Закричал Фикас.
Прибор снова затянулся, выкинул сигарету в иллюминатор и быстро его захлопнул.
За бортом ненадолго вскинулось пламя.
Фикас постучал пальцем по манометру, стрелка которого сразу показала избыточное давление в системе. Он тут же перекрыл один из вентилей.
— Промежуточная! — Перещёлкнул очередной тумблер.
За бортом послышался свист.
— Зажигание!
Теперь уже Сгон, на мгновенье приоткрыв форточку, вытолкнул свою сигарету наружу.
Огонь забушевал.
— Четыре! — Считал Фикас. — Три! Два! Один! Старт! — Крикнул он, надавливая на педаль подачи топлива.
Пепелац вздрогнув всей массой, нехотя отрывался от планеты. Экипаж затравленно переглянулся. Сгон подскочил к вертикально стоящей рукоятке, надавил большим пальцем на кнопку в навершии, и опустил рычаг горизонтально.
Пепелац, освободившись от стояночного гравитормоза, и почуяв свободу, задорно рванул в небо.
— Вон она! Вон она родная! — Восторженно кричал Прибор, подпрыгивая и хлопая себя по ляжкам. — Точнёхонько идём!
Как архаичное, гигантское насекомое, сверху по диагонали, к нам приближалась колено-суставчатая древняя орбитальная станция.
— Прибор, прибор — Спросил Фикас
— Фикас, Фикас. — Ответил Прибор.
— Вашу ж мать! — Выругался Фикас, и спросил у Сгона. — Что показывает прибор.
— Прибор показывает средний палец. — Ответил Сгон.
Фикас ткнув свой палец в тридэрадар, сказал. — Как до касания останется ноль двадцать четыре секунды, врубай стояночный гравитормоз.
— Э! А это чё такое!! — От противоположного иллюминатора раздался возглас Сгона.
Мы трое увидели приближающийся Киммерийский Космополитический экипаженосец.
— ФИКАС ТОРМОЗИ! — В ужасе закричал Прибор.
— НЕ ТОРМОЗИЦА! — В ещё более ужасном тоне прозвучал ответ.
— ТОРМОЗИ!
— НЕ ТОРМОЗИЦА!
— ВСЕМ ПРИСТЕГНУТЬСЯ! — Орал Сгон.
Фикас руками тянул штурвал на себя, норовя оторвать его от рулевой, ногами упирался в педали тормоза, рискуя вытолкнуть их за борт.
— А как же станция? — Убитым голосом спросил Сгон.
— Да хрен с ней! Если не затормозим, попадём между станцией и Киммерами.
— До касания со станцией два ноль секунд. — Сообщил Фикас.
— Давай по плану, только сразу после тормоза врубай форсаж, авось подставим киммерам бочину станции.
Фикас открыл вентиль до упора, а Сгон повернул шаровый рычаг резервной системы топливоподачи.
Прибор откинул предохранительную крышку Красной кнопки.
— ОДНА!
— ТОРМОЗ!
— ФОРСАЖ!
— ДЕРЖИИИИИСЬ!!!!!!!!!
* * *
Надо было что-то делать! Ничего не было видно, ничего не было слышно да и дышалось как-то с трудом. Поискав ногами тапочки и не найдя их, он коснулся холодного металлического пола и рывком все вспомнил как они с Рюриковичем отмечали сдачу смены, как им захотелось пива с креветками и он отважно вызвался найти и доставить, как прилег на минутку отдохнуть…
— Ну, блин делаааа!!!— произнес он вслух.— Вот так прогулялся за добавкой!
Но делать было нечего, а также нечего было пить и есть, что немало обеспокоило бравого космослесаря, и он принялся исправлять ситуацию. На протяжении следующих шести часов на станции стоял густой мат, сплошной звон и темнота. Наконец, в тысячный раз треснувшись обо что-то головой, он что-то такое сделал— загудели вентиляторы, появилось освещение. На стене краснела надпись включение реактора. Прямо под ней торчал устрашающего вида рубильник. На лбу космослесаря набухала космошишка.
— Произвожу коррекцию орбиты!— неожиданно зазвучало в отовсюду. Приятным таким баритоном. Потом голос поперхнулся и произнес
— Коррекция невозможна, нет совпадения диаграмм!
Потом поперхнулся еще раз и неожиданно закричал
— Ништяки, ништяки спасайте! Киммерийцы близко!
— Какие ништяки!— недоуменно произнес он.
— Полезные!!! Разные!!! Все!!!— продолжал кричать голос. Потом замолчал и с тоской произнес Время до столкновения с неопознанным объектом параллепипедной наружности 20 секунд! Космослесарь бросился к иллюминатору огромный куб планеты плыл неподалеку. Стремительно приближался второй куб, поменьше. Стоп, какой к черту куб, где Земляяаааааа!!!!
— Все! Пропали ништяки!— продолжал канючить голос.
— Да пошел ты в пииииииииип!!!! Куда делась планета, мля!
Тут все сотряс удар, и навалилась тьма. Последнее, что он увидел, это как сминается стенка станции.
* * *
Какая прекрасная штука — космический абордаж! Я, когда в первый раз увидел его, тогда ещё по дальноглазу — сразу понял, что стану пиратом, притом непременно космическим. Ну, жизнь, конечно, по-своему всё подкорректировала. Пришлось сперва закончить школу, потом краткие кочегарные курсы, потом училище механиков вычислительных машин. Учился я, в общем, неплохо, а иногда даже хорошо, но как-то всё это было скучно хотелось подвигов.
Ещё на кочегарных курсах мы по этому поводу сошлись с Чукой — он тоже мечтал пиратствовать. Вместе мы мечтали, вместе закончили вычислительное, вместе нанялись на каботажный космолёт. И вместе подняли наш первый и единственный бунт!
План был простой и ясный дождаться ночи, захватить ходовую рубку и по внутренней связи предложить команде присоединиться к нам. Первая часть удалась как нельзя лучше вахтенный спал, и мы связали его, заперлись изнутри, Чука держал микрофон, а я произносил речь. Дальше по плану следовал всеобщий бунт экипажа — прямо как в фильмах, выбрасывание за борт капитана, и торжественное отплытие к дальним звёздным морям, к подвигам и сокровищам, со мною во главе и с Чукой в квартирмейстерах.
Тут случилась накладка к бунту почему-то никто не захотел присоединиться. Экипаж сперва ржал до панцирных колик, а потом эти уроды высадили двери, развязали вахтенного, связали нас с Чукой и посадили под замок.
И сидеть бы нам в тюрьме по сию пору, если бы в этот самый момент нас не взяли на абордаж самые настоящие пираты, во главе с самым настоящим капитаном, на тогдашней ещё, старой посудине. Поскольку груза на каботажнике было мало, капитан ограничился пленением экипажа для продажи на уху. Ну, а нас — выпустили, и, отсмеявшись вдоволь над нашим горе-бунтом, взяли к себе в вычислительную команду. С тех пор я насмотрелся многого, обзавёлся кое-каким опытом и очень дорожу своим местом — на системном блоке, возле маховика перезагрузки. И вычислитель, если что, раскручивать удобно, и видно всё.
А абордажи люблю по-прежнему…
Вот вцепились в обшивку вражьей посудины магнитные клешни. Завертелась лебёдка, брызгаясь маслом — мы подтянули эту здоровую лоханку к себе. Вот капитан проорал приказ — и артиллерийская команда развернула носовую башню, и заработала главная фреза. Нам уже случалось перепиливать ею пополам корабли, так что прорезать обшивку гиганта труда не составило. Вот капитан грозно повёл усами и прокричал что-то, и команда торпедистов под дружное «Товсь!» — «Цельсь!» — «Пли!» запустила паровой таран. Один хороший удар — и рёв чужого оркестра на миг стал оглушительнее, а затем сменился противным воем. Вот Вука повёл в пролом абордажную партию. Воздев двузубцы, один за другим наши бравые пираты исчезают в клубах пара. Вот капитан опять что-то кричит и топорщит очами. Вот Чука зачем-то суёт мне в клешни двузубец и боевой шлем, и я наконец-то прислушиваюсь
— …ваши головы! Я сказал ВСЕ НА АБОРДАЖ! ВСЕ!! ИКРУ ВАШУ ЖРАТЬ!!!
И тут я понял, что иногда мечты сбываются.
Дико крича и размахивая двузубцами, мы с Чукой потолкались в абордажном коридоре, пропустив вперёд себя команды поваров, кочегаров и смазчиков. Дождались, пока мимо пробежит медицинская команда впереди — Бука с прибинтованным к сломанной клешне двузубцем. После чего, с гордым кличем «Вычислители, ура!» поспешили за всеми. Капитан, как ему и положено, покинул судно последним.
Сперва было страшно. Вокруг клубился пар (таран наши, что ли, отключить забыли), там и сям мелькали дёргающиеся гигантские конечности дико ревущих чудовищ, местами опутанные сетями, кое-где утыканные двузубцами, и густо облепленные какой-то бурой жидкостью, подозрительно похожей на… об этом не хотелось даже думать. Мелькали громадные ножи, топоры и дубины. Отовсюду доносились победные крики наших молодцов и какой-то противный подозрительный треск. Иногда пролетали клешни и фрагменты панцирей. Мигал зловещий красный свет и надрывно выла сирена. Мы пробирались по палубе, стараясь быть незаметными, что довольно-таки неплохо получалось, и в головогруди у меня потихоньку зрел план. Какими бы здоровыми и тупыми ни были местные, у них где-то должен быть мостик, командный пост или какая-то рубка. Пока идёт всеобщая свалка — надо проникнуть туда, запереться изнутри и взять на себя управление кораблём. Кое-какой опыт у нас в этом уже есть!
Я обернулся, чтобы подбодрить Чуку, и обнаружил, что капитан следует за нами. Да, он всегда знает, на кого поставить, он не зря взял нас в экипаж, и мы это докажем!
Мы пробрались через большущие ворота, створки которых сами ползали туда и сюда, то втягиваясь в стены, то сходясь посередине. Совсем они не закрывались, поскольку как раз посередине, медленно кружась, слабо подёргивалась туша одного из чудовищ. Вука с молодцами наматывали на него уже девятую сеть, а оно всё ещё пыталось вырваться. Когда створки в очередной раз сошлись, ткнув тварь в бока (она глухо ухнула и снова зашевелилась), капитан махнул клешнёй абордажникам «За нами, ребята»!
В таком порядке — впереди мы с Чукой, за нами — капитан, а следом — Вука с лучшими абордажниками, мы проследовали по огромному коридору, освещённому всё тем же мерцающим красным светом. В дальнем конце коридора была ещё одна такая же дверь. Дверной вентиль располагался где-то невероятно высоко, примерно на уровне середины туловища местной твари. Нам пришлось составить цепочку из собственных тел, чтобы туда добраться. Невесомость намного облегчила работу, но с самим вентилем пришлось повозиться. Он был здоровый, круглый, и никак не хотел поворачиваться. Чука держал меня снизу за хвост, старпом рычал «Торопись!», и капитан уже угрожающе пощёлкивал клешнями, когда я, осатанев от бесплодный усилий, двинул по вентилю головогрудью. Эх, с этого бы и начать! Створки ворот плавно разъехались, и мы ворвались внутрь.
Это была рубка, без сомнений. Мигали разноцветными огнями пульты, высились великанские кресла. На гигантских экранах виднелись звёзды, куб чёртовой планеты, к которой нас так неожиданно занесло, а ещё приближались, неловко вертясь, два здоровенных, неправильной формы объекта. Рассмотреть их толком я не успел. Капитан забрался на спинку центрального кресла, воздел клешни над головой и принялся командовать. Он приказал запереть двери в рубку и немедленно развернуть эту посудину кормой к планете. Мы забегали по пульту, наугад дёргая рычаги и ища хоть что-нибудь похожее на маховик, штурвал или вентиль. От абордажников толку было мало. Этим бы только кромсать и крушить! Один нашёл на переборке выпуклый диск с двумя отверстиями, и немедленно воткнул туда двузубец. Полыхнуло так, что несчастный улетел под потолок, а древко оружия просто испарилось.
Поверхность пульта оказалась весьма непрочной, под ногами то и дело проваливались небольшие квадратные плитки, разрисованные какими-то варварскими знаками. Иногда внезапно сами собой загорались разноцветные огни. Где-то под потолком глухо выл и рычал голос, но чего он там говорит, было не понять. Да, с техникой у местных явно нелады. Это же надо построить такой здоровый корабль, и так хреново сделать управление! Мы уже было решили, что ничего не получится, когда Чука нашёл, наконец, Самый Главный Рычаг. Навалившись всей своей тушей, мой напарник сумел наклонить его, отчего звёзды на экранах задвигались и поехали в сторону. Чука потянул рычаг на себя — звёзды поехали обратно.
Так, управление у нас! Я вновь уверовал в победу. Капитан приставил в помощь Чуке пару ребят покрепче, а я попытался подёргать ещё одну рукоятку, размером и формой схожую с виселицей. Если я что-нибудь понимаю в технике (а ведь я когда-то закончил кочегарное!), это привод кулисы паровой машины. Ну, или оркестровой ямы. Надо будет потом всё-таки разобраться, на чём же летают местные. Но удача — скользкая рыба, как у нас говорят. Пока мы искали управление, штуковины на экранах надвинулись вплотную, голос под потолком завыл совсем уж зловеще, и только что захваченный нами корабль вздрогнул от могучего удара. Нас сбросило с пульта, капитан слетел со спинки кресла, только Чуке удалось удержаться, обхватив Самый Главный Рычаг клешнями и жвалами. Прежде, чем кто-либо опомнился, ворота рубки (а мы так и не смогли их запереть) разъехались в стороны, и в проёме возникло чудовище, вооружённое гигантской гнутой трубой, увенчанной здоровенным набалдашником.
* * *
Придя в сознание, я первым делом ощутил, что у меня чертовски болит… голова! Даже и не знал, что кость может так болеть! Хотя кость, конечно, можно сломать… Мне что, сломали голову! А чем я теперь бамбургеры есть буду!
Я замычал и попытался ощупать проблемное место, но мои руки тут же кто-то схватил, и голос Засранца громко произнёс
— Док! Гадёныш очнулся.
Открыв глаза, я увидел висящую надо мной вверх тормашками Засранцеву физиономию. В тусклом красном свете аварийного освещения физиономия выглядела угрожающе. Но тут сбоку выплыла черномазая харя Дока, на которой блестели только белки глаз, и я понял, что Засранец в общем-то выглядит вполне дружелюбно.
— Чего болит, Гадёныш — обеспокоено поинтересовался Док.
— Голова.
— Чо!
— Голова.
— Чо ты мне задницу паришь, Гадёныш Как голова может болеть Короче… заболит задница, зови.
И Док исчез.
Бросив быстрый взгляд по сторонам, Засранец наклонился ко мне и что-то зашептал на ухо, в которое не так давно прилетело космоботинком.
— В другое ухо, — посоветовал я.
— Чего
— В другое ухо говори. В этом звон сплошной.
— А-а, — Засранец наклонился к другому уху и прошептал заговорщицки. — Слушай Гадёныш, а как это, когда голова болит
— Ну-у… — растерялся я. — Это как-то… Странно в общем.
— На задницу не похоже
— Не! Совсем по-другому!
— Как
— Ну, знаешь… Ну… Вот… Как будто у тебя в голове… живот крутит! Не совсем так, но ничего лучше не придумывается.
Глаза Засранца остекленели.
— В голове… живот, — произнёс он одними губами. — Живот… в голове…
— Не заморачивайся, — прервал я его размышления. — Я же сказал, всё равно не очень похоже. Лучше расскажи, что вообще произошло
А произошло интересное. Ну, что креветки оказались мельче, чем мы думали, это я уже понял. Соответственно и корабль у них был такой же. Мелкий-то есть. И в том, что мы пролетели мимо, не только моя вина была. Воспользовавшись нашей оплошностью, коварные космические креветки вероломно прикинулись космическим мусором, и попытались взять нас на абордаж.
Эффект неожиданности сработал им на руку. Вернее на эту… клешню! Неудачником дело не ограничилось. Некоторые ребята, не успевшие надеть космошлемы, лишились глаз, а Сопле несколько креветок заползли под кирасу, и своими вилками едва не проковыряли в нём сквозную дыру! Кроме этого, в самом начале сражения злобные членистоногие твари разбили голову Прыщавому. Прямо сквозь шлем. Судя по следам на шлеме и голове пострадавшего, они использовали отобранный у кого-то «томпсон»! Однако в остальном космодоспехи сработали очень неплохо.
Но на этом креветочное коварство не закончилось! Связав нас боем (и сетями) в десантном отсеке, подлые твари пробрались в рубку и попытались захватить управление. Я этого не почувствовал, потому, что в тот момент барахтался в центре отсека. Но Кэп был начеку! Почувствовав движение корабля, и точно зная, что оба пилота сейчас где-то здесь, а не у пульта управления, он выхватил из клубящегося пара первого попавшегося недоноска и поволок его в нос корабля, где и располагалась рубка. Первым попавшимся недоноском оказался Мордоворот. Почувствовав, что его куда-то тянут, он, в боевом запале развернулся и отоварил Кэпа своим оружием. Надо сказать, что в руках Мордоворота любая достаточно крупная вещь становится оружием. К счастью для Кэпа в тот момент Мордоворот сжимал не свой табельный «Браунинг», а оторванную от стены трубу — одну из тех, что так любят размещать инженеры во всех отсеках космических кораблей. Оно, конечно понятно, что, будучи ниже по званию, Мордоворот не замочил бы Кэпа. Но покалечил бы изрядно. А так только сознания лишил. И то не сразу. Кэп ещё дождался столкновения, после чего и отключился, напоследок велев Мордовороту использовать Силу.
Да. Нас учили использовать Великую Силу. Мы же теперь космополитическая пехота, а не какие-нибудь озёрные пехотинцы! Обучение заключалось в том, что нам на голову надевали шлемы с глухими забралами без прорезей для глаз, и давали команду драться друг с дружкой. Однако по-настоящему Великой Силой смог овладеть только Мордоворот. Когда он надевал такой тренировочный шлем, огребали все, кто оказывался рядом. Пару раз даже Кэп не успевал выскользнуть из помещения.
И вот, стоя в распахнутых дверях рубки, Мордоворот услышал от Кэпа знакомую команду. Разом вспомнив тренировки, он закрыл глаза (глухого шлема-то у него с собой не было) и… использовал Силу! Так мы остались без управления. То, во что Мордоворот превратил рубку, восстановлению уже не подлежало. Нам ещё очень повезло, что выдержала наружная обшивка, так как только отсутствие разгерметизации не позволяло назвать наше нынешнее положение полной жо… задницей в общем!
Впрочем, усилия Мордоворота не пропали даром, и несколько креветок парили сейчас мелкими брызгами по всей раскуроченной рубке. Правда, Вонючка Кромом клянётся, что видел, как три или четыре креветки проскользнули в сторону двигательного отсека, так что инопланетная угроза ещё не миновала. Не стоило забывать и о рульских. Вообще-то было бы неплохо, если бы креветки с рульскими встретились и поубивали друг друга. Однако даже Недоумок не слишком на это рассчитывал.
— Да-а-а… — протянул я безрадостно. — Дело дрянь.
— Ага, — согласился Засранец. — А ещё эта станция древних. Неизвестно, кто или что в ней может скрываться.
— Эй, голубки! — раздался у меня над ухом голос Криворылого. — Хорош ворковать. Кэп зовёт.
Хватаясь за прикреплённые к стенам скобы, мы проплыли к центру отсека, где, возле одной из стен висел Кэп, нещадно сжигая драгоценный кислород дымящейся сигарой. Шлем нашего командира был изрядно помят в затылочной части трубой Мордоворота. Сам Мордоворот, сжимая в одной руке зловеще поблёскивающий «Браунинг» и держась другой за ближайшую скобу, висел рядом, недобро зыркая по сторонам своими глубоко посаженными глазами.
— Гадёныш, — обратился Кэп ко мне. — Тебя уже ознакомили со сложившейся ситуацией
— Сэр, да, сэр! — проорал я, покосившись на Засранца.
— Да не ори ты так, — прорычал Кэп, хватаясь за виски и морщась как от зубной боли.
Я смотрел и не верил своим глазам! Неужели у нашего командира тоже болит… голова! Похоже на то. А вдруг это заразно!
Я уже сделал глубокий вдох и выпучил глаза, чтобы изложить Кэпу свои опасения, но, увидев, что его рука скользнула к рукояти табельного «Кольта», быстро вспомнил о приказе не орать. Вообще-то этот приказ начисто лишал меня возможности обратиться к командиру, ибо в уставе форма обращения к старшему по званию описана чётко и весьма недвусмысленно… Правда в том же уставе сказано, что приказы не обсуждаются.
Впрочем Кэп не оставил мне ни возможности, ни необходимости к нему обращаться. Задача была нарезана как обычно — быстро, чётко, матом.
Итак, поскольку Мордоворот уничтожил рубку, управление двигателями корабля оставалось возможным только непосредственно из двигательного отсека, расположенного, как и положено двигательному отсеку, в корме корабля. Мне, Засранцу и Недоумку предстояло отвести туда второго пилота. Первый пилот не мог пойти с нами потому, что в данный момент висел под потолком, обмотанный бинтами, словно мумия. Во время боя он только доблестно орал, пока креветки обматывали его сетями. Оказавшийся рядом Недоумок решил ему помочь и принялся давить креветок… «Томпсоном»… с размаху. Теперь о том, что наш первый пилот ещё жив, свидетельствовали лишь кровавые пузыри, время от времени выдувавшиеся у него из носа.
Видимо для того, чтобы задача не показалась нам чересчур лёгкой, разведка донесла, что по пути в корму как минимум один отсек подвергся разгерметизации, так что идти предстояло с опущенными забралами. Для связи нам выдали новейшие палантиры модели iPal. Ну, и завершило весь этот восторг сообщение о том, что из разгерметизированного отсека доносятся отдалённые глухие удары и скрежет.
Если посмотреть на наш экипаженосец со стороны, то можно увидеть, что двигательный отсек вынесен из корпуса далеко назад, как наиболее взрывоопасный. С остальным кораблём он соединяется длиннющей оглоблей, внутри которой проходит коридор, разделённый перегородками с дверями. Не думал, что когда-нибудь придётся им воспользоваться. Вообще из всех нас (включая пилота) радовался один Недоумок. Будучи любителем комиксов (читать, не читал, но картинки рассматривал), он рассчитывал попасть под ядрёное излучение и мутировать во что-нибудь крутое.
Продвигались мы медленно, соблюдая меры предосторожности. Вернее меру. В каждый новый отсек мы пинками загоняли пилота, и запирали его там. Он тут же начинал барабанить в дверь. Перегородки очень кстати экранировали сигнал палантира, и слышен был только стук. Если через минуту стук не прекращался, отсек признавался безопасным, после чего мы отпирали дверь, ловили пилота и волокли его к двери в следующий отсек, выслушивая по пути всё, что он о нас думает. Когда пошли разгерметизированные отсеки, пришлось прижиматься к двери шлемом, чтобы слышать, стучится там пилот или уже нет. В какой-то момент сквозь этот стук стали пробиваться упомянутые разведчиками скрежет и глухое буханье. Мы удвоили бдительность, то есть стали запирать пилота на две минуты. По мере того, как пилот выдыхался, а мы продвигались вперёд, посторонние звуки делались всё отчётливее. И вот, когда мы уже подумывали, а не утроить ли нам бдительность, всё и произошло.
Открыв дверь в очередной отсек, мы машинально впихнули туда слабо сопротивляющегося пилота и застыли, потрясённые увиденным. Даже дверь забыли закрыть. Отсек был раскурочен похлеще, чем рубка после Мордоворота. Стеновые панели отсутствовали вообще. Обычно находящиеся под ними трубы, шланги и жгуты проводов теперь в полном беспорядке торчали в разные стороны, более всего напоминая своим видом джунгли Кингнама. В глубине отсека что-то искрило.
— Ни хрена себе! — раздался у меня в шлеме голос Засранца. — Как метеоритом прилетело.
— Или станцией, — выдавил я в ответ. — Или рульским… этим… как его… ну на чём они летают
— Pe… pe… pepelatz, кажется.
— А может это креветки! — вложил Недоумок свой вклад в наши рассуждения.
Мы воздержались от комментариев.
Зря.
Видимо сочтя наше молчание за согласие, Недоумок выхватил «Томпсон» и ринулся в сплетение проводов, вопя при этом:
—Щас я вам клешни-то поотрываю!
— Куда!
— Стоять!
Наши с Засранцем вопли раздались слишком поздно. Недоумок уже трепыхался посреди коридора, опутанный проводами, как муха паутиной. Мы бросились к нему. В задницу осторожность! Если противник здесь, то скрываться уже нет смысла. И тем более нет смысла скрываться, если противника здесь нет. В лучшем случае мы быстрее выпутаем Недоумка, а в худшем, его телом можно будет прикрыться.
Однако с нашим сегодняшним везеньем рассчитывать на лучший случай было просто смешно.
В отсеке кроме нас находились ещё трое.
Первый, стоя на одном колене, плазменным резаком разрезал обшивку корабля. Почерневший по краям разрез начинался на полу, взбирался по одной стене, проходил по потолку, спускался по другой стене, и грозил вот-вот замкнуться в кольцо.
Второй, пользуясь отсутствием силы тяжести, упёрся обеими ногами в стену, и здоровенным ломом отрывал последнюю в этом отсеке стеновую панель. Остальные панели аккуратной стопкой висели над полом. Рядом с ними висели мотки проводов.
Третий же, сжимая в руках обрезок норманиевой трубы, отрабатывал за спиной резчика, приёмы неведомого (а потому страшного) боевого искусства.
Вне всякого сомнения, это были рульские!
Мы увидели их. Они увидели нас.
Секунд пять никто не шевелился.
Зато потом зашевелились все.
Первый подкрутил регуляторы своего резака, добавляя мощности, и подлетел к потолку, потому что в отсутствии силы тяжести резак превратился в реактивный двигатель. Тогда Первый упёрся ногами в потолок, разогнулся и, держа подрагивающий резак в вытянутых руках, продолжил резку.
Второй резко активизировал усилия по отрыванию панели.
Третий же заметался от стены к стене, пытаясь оторвать трубу побольше.
Мы же, оглашая эфир отборными матюками из арсенала Кэпа, бросились распутывать блокирующего проход Недоумка. Это оказалось непросто. Наш недалёкий приятель умудрился запутаться довольно основательно. Вдобавок он постоянно дёргался, порываясь ринуться в бой, чем совсем не облегчал нам задачу. Летали обрывки проводов, нашлемные рога постоянно за что-то цеплялись, а в спину периодически толкалось тело пилота, потерявшего сознание при виде рульских.
В это время Первый, не отрываясь от резки, повернул к Третьему голову, и видимо что-то крикнул, указав одной рукой на дверь, ведущую к двигателям. Третий перестал дёргать трубы, кивнул шлемом и скрылся в указанном направлении. Тогда Первый повернулся ко Второму.
— ……! Какого ……. так долго! — как-то в тему прозвучал отчаянный вопль Засранца.
Словно отвечая на это, Второй мелко закивал, переступил по стене, чуть иначе перехватил загнанный под панель лом и напрягся так, что аж коленки задрожали. Вздулась и опала ткань космодоспеха у него на заднице, а в следующий момент панель оторвалась, и он, кувыркаясь, отлетел к противоположной стене. Лома он не выпустил.
Оставив попытки распутать Недоумка, я выбрал в паутине проводов дырку покрупнее и попытался пролезть сквозь неё. Однако проклятая невесомость не давала толком оттолкнуться ногами, а провода предательски цеплялись за выступающие части доспеха.
К этому моменту Первый закончил резку. Теперь корабль и двигательный отсек ничто не соединяло, но инерция влекла их в одну сторону с одинаковой скоростью. Отключив резак, Первый жестами подозвал товарища. Второй, оттолкнулся от стены и, пролетая над щелью разреза, ловко всадил в неё свой лом. Вдвоём они навалились на инструмент… Вернее попытались навалиться. Силы тяжести-то не было. Оба скребли ногами по полу, но этого усилия было явно недостаточно для разъединения частей корабля.
Ага! Не только нам мешает невесомость!
Я как раз просунул между проводов голову и левую руку, когда в том конце коридора вновь появился Третий. Рульские начали что-то обсуждать, активно жестикулируя. Второй вновь упёрся в лом, видимо показывая, как скользят ноги. Третий покрутил пальцем у шлема, там где находится висок, показал на дверь отсека за своей спиной, и сделал руками движение, как будто крутит руль автомобиля. Первый и Второй переглянулись и синхронно хлопнули себя по шлемам в том месте, где находились лбы, после чего Первый оттолкнулся от лома и полетел к Третьему, висящему у выхода из отсека. Второй явно намеревался сделать то же самое, но вдруг остановился и замахал руками. Его товарищи обернулись. Тогда он принялся им что-то говорить, тыча пальцем в стопку оторванных панелей и мотки провода, которые после разделения корабля остались с нашей стороны. В ответ ему, Первый махнул рукой, и они вместе с Третьим покинули отсек. Козырнув им вслед, Второй развернулся, выдернул лом и в два прыжка оказался возле своей добычи.
— Он один! — прорезался сквозь непрекращающееся рычание Недоумка голос Засранца. — Это наш шанс!
— Щас я его! — проорал я в ответ и дёрнулся, было, вперёд, пытаясь ухватить негодяя просунутой меж проводов левой рукой.
Мелькнул лом, гулко бухнул шлем, голову мотнуло так, что хрустнули шейные позвонки, и один из рогов моего шлема бойко запрыгал по отсеку.
— Не понял, — потрясённо выдавил я.
Лом мелькнул во второй раз, и второй из моих нашлемных рогов последовал за первым.
И тут в голове, неожиданно отчётливо прозвучал, казалось бы, давно забытый голос инструктора «Лом, это «калашников» в мире холодного оружия. Такой же простой, безотказный и смертоносный. Рульские утверждают, что против него не существует приёмов защиты, если в наличии не имеется ещё одного лома».
Я прянул назад. И вовремя. Третий удар прошёл мимо и рульский вместе с ломом отлетели к стене, вращаясь вокруг друг друга. Однако тут же вернулись. Оба. После чего рульский принялся сноровисто перекидывать стеновые панели с нашей части корабля на свою. За панелями последовали мотки провода. А когда закончились и они, негодяй нагло потянулся к проводам, висящим между ним и нами.
Он даже успел оторвать несколько, когда корабль дрогнул, и нас с Засранцем потащило на переплетение проводов, а нашего противника повлекло на его половину корабля к наворованному добру.
Наш многострадальный экипаженосец двигался вперёд! Рульским удалось запустить двигатели!
Нам оставалось только смотреть, что же будет.
А посмотреть было на что. Набирающая скорость корма стала разворачивать и отпихивать со своей траектории нашу часть корабля.
Сначала по правому борту разошёлся, сделанный рульскими разрез. В образовавшуюся щель заглянули звёзды. Щель увеличивалась. Росла. В противоположном конце коридора рульский бодро закидывал свою добычу в открытую дверь. Ускорение согнало к нему весь находящийся в отсеке хлам. Вот последний моток провода скрылся в коридоре и рульский скрылся вслед за ним, показав напоследок средний палец. А уже в следующий момент нас развернуло перпендикулярно направлению движения кормы, и весь вид загородила наружная обшивка кормового отсека. Она двигалась мимо нас, быстро ускоряясь, и высекая снопы искр в местах соприкосновения со срезом коридора. Будь в отсеке воздух, всё это сопровождалось бы грохотом и скрежетом. Только я обо всём этом подумал, как меня бросило на стену. На меня бросило Засранца. А в Засранца врезался обмотанный обрывками проводов Недоумок. Это нас протаранило сильно раздающимся в стороны двигательным отсеком. Столкновение деформировало коридор и раскрутило оставшийся нам обрубок корабля. Корма же, гордо сверкая дюзами, направилась в направлении планеты.
— Да-а-а, — раздался у меня в шлеме голос Засранца. — Как сказал бы Кэп, это …… был полный ……..!
— У него ещё будет возможность это сказать, — ответил я. — Когда мы вернёмся с докладом.
— Так чего ж мы ждём — радостно воскликнул Недоумок срывая с себя провода. — Пойдёмте сообщать Кэпу. Я так люблю, когда он ругается!
Как ни странно нам не оставалось ничего лучше, чем последовать его совету.
Мы повернулись к выходу… и застыли на месте.
В дверях стоял кто-то, одетый в космодоспех, древний, как дерьмо мамонта.
* * *
Прибор откинул предохранительную крышку Красной кнопки.
— ОДНА!
— ТОРМОЗ! — Сгон мгновенно дёрнул ручник, одновременно с ним Фикас открыл подсос.
— ФОРСАЖ! — Прибор кулаком впечатал кнопку форсажа.
Касание с древней станцией прошло в штатно-форс-мажорной-экстренном режиме, как и предполагалось. И тем не менее, совершить доворот разлапистой станции удалось не в полной мере.
— ДЕРЖИИИИИСЬ!!!!!!!!!
По крайней мере, пепелац не оказался зажат между станцией и киммерийским экипаженосцем.
Ручной-стояночный гравитормоз всё же не выдержал, пепелац сорвало с корпуса станции. Время стало липко-тягучим и в иллюминатор было видно, как древний корпус станции рвал словно картон, новейший высокотехнологичный киммерийский корабль, сделанный из ПофТуфФуф сплавов.
Из чего же древние делали космические станции?
Пепелац тоже оказался не игрушечный, и благодаря своим конструктивным особенностям, протаранил борт киммеров, и так удачно снёс пару тройку перегородок.
Порядком потрёпанный, но без сильных повреждений, пристёгнутый экипаж пепелаца, держась за поручни, единовременно сделали тишайший вдох. Аппарат всё же пристыковался, двигатель пару раз чихнул и заглох.
Прибор как идейный вдохновитель, Фикас как руководитель, переглянулись.
— Что будем делать? — Спросил Фикас.
— Парни. — Сказал Прибор. — Вон оно как всё обернулось, хорошо живы остались. Я полагаю валить надо.
— А как же ништяки? — Удивлённо-огорчённо спросил Сгон.
— Да какие к шайтанам сарацинским, ништяки!? — Громко зашептал Прибор. — Мы не к станции пристыковались. Мы к…— Прибор посмотрел на дверь. — …мы к военному кораблю киммеров… пристыковались. Валить надо!
— Один момент. — На удивление спокойным тоном произнёс Фикас. — А собственно, что изменилось? Только то, что пристыковались… — Так же посмотрел на дверь. — …не к станции. А всяких полезных вещей, можно и у киммеров в подарки получить, самовывозом. Да и валить, нам наверное придётся уже не на нашем доблестном пепелаце.
Фикас постучал пальцем по смотровому окошку топливного бака.
Прибор оскалился и глаза его забегали. Сгон расплылся в довольной улыбке,
Мародёры обрядились в бронескафандры, которые специально для этой операции приволок Фикас, сказал что взял их у торговца военной амуницией, в счёт будущих трофеев. Скафандры хоть и были бывшие в употреблении, но в рабочем состоянии и довольно дорогие. Так что без трофеев возвращаться смысла не было.
Когда открылась дверь, их взору предстала поистине великолепная картина. Всё, о чём они мечтали перед полётом, было перед ними.
Фуфлоновые настенные панели! Норманиевые трубы! Штук восемь-десять твёрдо-минераловых мониторов! И ещё много-много всяких полезных ништяков!
Сгон по пояс залез в ЗИП-ящик, вытащил пожарную секиру и вручил её Прибору, лом отставил в сторонку, а Фикасу как самому интеллектуалу достался плазменный резак.
— Довожу до вашего сведения. — Всем объявил Фикас, вертя в руках резак. — Что наш пепелац несколько поистощился, так что предлагаю альтернативный вариант.
Фикас сказал что, особенность киммерийского корабля в том, что экипаж там, а двигатель в другой стороне, и соединяет эти детали, относительно тонкий участок, который он намеревается перерезать как пуповину, и на двигательном куске свалить.
Сгон поднапряг свой ум, и решил, не оставлять врагу, то есть хозяевам ни грамма. Схватил лом и стал отрывать стеновые панели. Прибор выяснил, что пожарная секира легко перерубает туфтониевые короба с пофигитовыми проводами. Фикас резал корпус посредине отсека.
Никому из них и не пришло в голову, что они мародёрничали на вражеском корабле, и их могут за это пожурить.
В очередной раз когда Сгон отрывал настенную панель, из-под неё выскочило нечто небольшое, размером с мышку, в доспехах похожих на крабов, в конечности у существа была зажата вилка.
— Ааа! — Сгон отпрыгнул от стены тыкая пальцем в существо. — Что это?
Фикас оторвался от резки и воззрился на нечто.
— Охренеть! — Удивился Прибор. — Киммеры совсем свихнулись, раз корабельных крыс уже в скафандры одевают и вооружают.
Из-под других панелей выползли ещё три особи, вскинули свои вилки и атаковали Фикаса. От неожиданного и абсурдного нападения Фикас оторопел и сел на пятую точку. Крабики или рачки с креветками, ловко перебирая ножками, окружили жертву и стали тыкать его вилками. В разгромленном отсеке наступила немая сцена, разбодяживали которую только нападавшие.
В конце-концов Фикасу надоело это действо и он опустил ладонь в бронеперчатке на одного из агрессоров. Из-под перчатки выплеснулось немного бурой жижи. На оставшихся трёх, это подействовало как синяя вата на крокодила. Фикас повел резаком, и ещё два крысо-рака испарились. Последний оставшийся, с фуражечкой на голово-груди, видимо не оценил ситуацию и решил биться до последнего как обезумевший берсеркерёнок, но атаковать решил Прибора. У которого в руках был обрезок норманиевой трубы.
Фикас как самый хладнокровный продолжил резку, Сгон отрывал панели, а Прибор фехтовал трубой против крабовой вилки. Тактике ведения боя против космо-крабо-крысы, Прибор не был обучен, поэтому бой напоминал дикие пляски волхва, нажравшегося мутировавших грибов. Но вот удачных замах, удар, и очередная порция бурой жижи окрасила бронескафандр победителя.
— Ха! — Воскликнул Прибор, вскинул руку с зажатой в ней трубой и увидел на другой стороне отсека троих личностей вполне нормального человеческого размера в космодоспехах. Один из них был запутан в обрывки проводов, и трепыхался словно сломанная кукла на верёвочках.
Снова наступила неловкая пауза.
— Твою мать! — Заорал Прибор, срываясь на фальцет, и выронив трубу. — Это ж киммеры, речные кавалеристы. Валить надо.
— Быстро дорезаю, и валим, пока они путаться будут. — Фикас увеличил мощность горелки, совершил кульбит и продолжил резать в ускоренном темпе.
— Мне тоже одна панелька осталась. — Кряхтел Сгон.
Прибор с истеричными всхлипами: «Нам кранты!», бросая умоляющие взгляды в сторону киммеров, пытался оторвать другую трубу, совершенно забыв про ту, что выронил, и даже про пожарную секиру.
Киммеры тем временем, скрытно пытались выпутать своего товарища, чем ещё сильнее запутывали, потому что не отводили взглядов от мародёров.
— Прибор! Хорош истерить. — Скомандовал Фикас. — Вон за той переборкой дверь, там проход к двигунам. Там должно быть управление.
Прибор улыбнулся и произнёс. — Точно. Валим. — Кивнул и убежал за переборку.
— Я заканчиваю. — Фикас уже обращался к Сгону. — Давай ко мне, сейчас твоя помощь понадобиться.
— Я уже всё! — Ревел Сгон в напряжении, отрывая последнюю панель. — Чуть-чуть!
Стеновая панель совершенно бесшумно отделилась от стены и Сгон кувыркаясь в невесомости полетел к противоположному борту.
Фикас тем временем, закончил резать, то есть отделил корабль от двигательного отсека. Но расстыковки как таковой не происходило.
— Сгон. Барахтайся сюда, отстыковываться будем.
Его товарищ, у другого борта по куполом шлема, строил жуткие рожи и часто, с выражением моргал глазами. Как будто бы пытался напугать киммеров, которые оставили попытки выпутать своего, и потихоньку сами решили запутаться. Потому что упорно лезли в жуткие переплетения проводов, которые не успел поотрубать Прибор.
Сгон оттолкнулся от борта, и проплывая над прорезом успел воткнуть туда лом. Вдвоём они навалились на лом, чтоб раздвинуть щель разреза, но ничего не произошло.
— Ты не давишь что ль?
— Да давлю я, давлю. Только оно чё то не давиться.
В этот момент из-за переборки выплыл Прибор.
— Вы чего тут возитесь? У меня всё на мази. Там всё просто как мычание. Ключик, кнопка, педальки, руль, штурвал то есть. Коробка… — Тут Прибор довольно улыбнулся. — …автомат. Не то что наш пепелопром. Протяжка, продувка… Технология! — Прибор махнул в сторону киммеров. — О! О! О! Гля! Лезут! Валить надо!
— А мы чё! — Оправдывался Сгон. — Мы никак не отстыкуем. — И продемонстрировал, что упражнения с ломом ни к чему не приводят, а только сплошная пробуксовка.
— Вы чего космонавты, мы ж в невесомости. — Прибор покрутил рукой у шлема. — Я же говорю, двигуны в порядке, можно просто улететь.
Сгон и Фикас одновременно хлопнули себя по шлемам.
— Валим. — Скомандовал Фикас. — Все на борт.
Мародёры, оттолкнулись и поплыли к двигательному отсеку.
— Э! Э! — Воскликнул Сгон и стопорнулся. — А добро? Добро не брошу.
— У тебя пять минут. — Приказал Фикас.
— Есть! — Рявкнул Сгон, отдав воинское приветствие.
Развернулся и хотел было заняться перекидкой ворованного, но заметил, что киммерийцы несколько активизировались, жестикулировали, переговаривались наверное, и самый рьяный из них, в рогатом шлеме-сфере, почти выпутался из паутины проводов и тянет к нему свою руку.
— Куда грабки тянешь? Это моё добро. — По доброму проворчал Сгон и шарахнул киммера по шлему. Левый рог отскочил и завертелся в пространстве. На мгновение, Сгон увидел лицо болотного сапёра, выражавшее наивное удивление, искреннюю обиду и глаза, готовые прорвать запруды.
— Ээх. Ну куды ж ты дитё, в космос то попёрлось. — Сказал Сгон, сам до этого момента не бывавший в космосе, и шарахнул по второму рогу.
Замахнулся в третий раз, но киммериец, очень сноровисто, совсем не цепляясь за мешавшиеся ранее провода, дал задний ход, и мародёр промахнулся. Прудовой писарь меж тем обнял свою шипастую дубину, и более не делал попыток атаковать.
Сгон от промаха по инерции крутанулся в пространстве, но вскоре остановил вращение и стал быстро и споро перекидывать стеновые панели на свою уже, территорию. Так же закинул мотки проводов и даже поотрывал несколько пучков висящих, в которых путались киммеры.
В тоже время, корабль, который некогда был единым целым, дрогнул, и Сгона потащило к кормовой части, а он всё сматывал оторванные пучки.
— Ух ты мать! — Возмутился Сгон. — Без меня ж, улетят. А добро? Успею.
Весь мусор, который они втроём наковыряли в отсеке, двигался на мародёра, а он всё запихивал в дверь. Двигательный отсек разгонялся, заставляя носовую часть отворачивать с курса, освобождая путь. По правому борту прорез, сделанный Фикасом, расширялся, открывая на обозрение бесконечный космос и мерцающие звёзды. Ускорялся и Сгон, закидывая в проём всё, что попадалось под руки, рискуя самому себе забаррикадировать вход на борт.
Закинув последнюю бухту провода, Сгон оглянулся на киммеров, которые по прежнему были на той стороне, заржал и показал им средний палец. Носовая часть бывшего Киммерийского Космополитического пассажироносца всё круче отворачивала с курса, теперь уже мародёрского судна.
Сгон убрал палец, но руку не опустил, а помахал ладошкой киммерам, но он не был уверен видели ли они его последний жест, втолкнул себя в коридор и закрыл за собой дверь.
Фикас как самый опытный водитель всякого транспорта, сидел за штурвалом и непринуждённо рулил к планете. Переборки были задраены, и экипаж мародёрки, смог расчехлить бронескафандры.
— ААА! — Радостно кричал Прибор. — Сколько барахла взяли! И у кого, у киммеров! Да на этой станции такого добра отродясь не было, да теперь мы все по уши в пофигите и туфтоне, и во всяких полезных ништяках. Да я даже не знаю применения всем этим штукам, да просто тупо сдать перекупщику, да тому же Окопнику, и за бронескафандры расплатиться и ещё останется до конца дней. Это ж надо! У киммеров почти корабль увести, почти боевой! Да ни один пепелац с этим монстром не сравнить.
Вот тут наступила зловещая пауза.
— ПЕПЕЛАААААЦ!!!!! — Заорали все трое.
— Разворачивай! — орал Сгон.
— Тормози! Тормози! — Верещал Прибор.
Только Фикас стиснув зубы, прошипел. — Не ребята, поздно. Мы по пологой на снижение идём, и нам очень крупно повезёт, если приземлимся на своей грани. Так что про пепелац придётся забыть, это допустимые потери, при таком барыше. Теперь бы барыш до дома доставить.
— Так ты рули, рули внимательней. — Озабоченным тоном произнёс Прибор. — Так глядишь и прилетим.
— ДА КАК ПРИЛЕТИМ!? — Заорал Фикас. — Это кусок от космического корабля! У него аэродинамики никакой! Как?
Прибор улыбнулся, сел в кресло рядом с пилотским, достал сигаретку, протянул остолбеневшему Сгону, достал себе, прикурил, сделал глубокую затяжку. Выпустил струю дыма, и спокойно спросил: — А у пепелаца какая аэродинамика?
У Фикаса расширились глаза, и он удивлённо посмотрел на Прибора.
Сгон опустился на пол и засмеялся.
Нужная грань на кубической планете приближалась. Скоро мародёрский корабль «Имени Освобождения Корабельных Крыс», приземлился на стоянке неподалёку от магазина «Окопник».
* * *
Та-а-аак-кк!!! Ну и нахрена вы мне это барахло тут перед магазином свалили, а? — сварливо прогундосил Окопник, хозяин того самого «Окопника», перед которым приземлился мародёрский корабль «Имени Освобождения Корабельных Крыс». Он обошёл вокруг громады бывшего двигательного отсека с надписью «..ность Армии Киммерийской Варварократии», и остановился перед грудой ништяков, вываленных прямо на землю.
— Охо-хо-хо-нюшки! Дети вы слабоумные! Корабель они мне киммерский притащили! Радость-то какая! — с удовольствием издевался старый барыга. — Да это ни корабль никакой, а, ж..па от корабля! А какую цапу вы сюда вставите, когда родная музыка закончится? А? Подумали? Репассивные двигатели без киммерийской музыки долго не работают, его же только на разборку теперь. Благодетели вы мои безмозглые! И кто его такой у меня купит?
— Опять же! Какой дурак внутри пожарной секирой все трубопроводы из нормания посек — одни дыры! — Чем я их латать буду? Силушку девать некуда?
Окопник радостно выпятил бороду лопатой выше груди, и принялся придирчиво сортировать хабар.
* * *
— Ну и кто там что говорил про крутые ништяки? А? Фуфлоний! Туфтоний! Пофигит! Рабочая! Лет уже двести висит! — укорял Фикас Прибора. Прибор впялился взглядом в потолок кабины и молча ел третью чурчхелу… На четвертую денег не хватило, ибо все, что получили от жадного Окопника за киммерсий хабар, пришлось отдать экскаэвакуаторщику за перевозку «Имени Освобождения…» от магазина на пелацеразборку. Взлетать сама киммерская штуковина отказалась наотрез. Предложение Окопника похоронить корабль здесь же, за магазином, мародёры с негодованием отвергли. Резко отвергли и предложенную для похорон лопату. Правда, Окопник успел запереться в магазине, и проявил невиданную щедрость, позволив им оставить себе бронескафандры, «в виде бонуса за удачную сделку», как он выразился из-за пробитой лопатой двери.
Хозяин пепецеразборки долго и придирчиво осматривал киммерское чудовище, щупал пульт управления, прикладывал ухо к двигателям, заглядывал в репассивные сопла. Что-то бормотал, загибая пальцы, а потом выдал радостно: «Десять процентов! Десять процентов от суммы мои, если кто придёт и купит целиком. Если нет — будем продавать по запчастям». Друзья окинули недобрыми взглядами пустынные просторы с покосившимися пепелацами и кучками ржавых деталей. «Имени Освобождения» возвышался среди всего этого как… как… э-э-э-э… как дохлый слон среди кучи дохлых мышей. Толп богатых покупателей поблизости не усматривалось.
Они немного поторговались, обменялись именами палантиров, и хозяин обещал позвонить когда покупатели, заверив, что «Ду… душевные люди и ценители редкой техники обязательно найдутся». В виде задатка одолжил старый пепелац модели «Носорожец Таврический», с цапой на один полет, чтобы они слетали за своим старым пепелацем, который оставили у киммеров…
* * *
Значит , так! — улыбнулся Сгон, потирая бронерукавицы с обрезанными для удобства пальцами. — Подлетаем! Открываем быстро дверь пепелаца и кидаем в кимммеров Прибора! — Прибор у нас легкий, а я — сильный! Значит Прибор быстро врежется в киммеров и они не успеют на него среагировать!
Во-во — радостно поддакнул Фикас…Не что бы Прибор был согласен, но он был связан и лежал перед гермовходом пепелаца, а в руках у Сгона была металлическая цепь с крюком…
Первое! — деловито начал Сгон инструктировать Фикаса: — по команде открываешь гермовход!
Второе! — я пинаю правой ногой Прибора в..эээ..в общем пинаю, и он летит в сторону киммеров!..а, ты его тросом не забыл длинным привязать? Друг все таки))) не оставлять же врагу! ???
— Да ты чо!? Обиделся Фикас, и пнул Прибора легко левой ногой,— конечно не оставим!
Третье! — я выбегаю и бросаю крюк — авось пепелац зацепим! И тяну!
Четвертое! — ты с пожарной секирой контролируешь вход! — Только случайно тросы не переруби в пылу! — Прибор то ладно, а вот Пепелац не потерять бы! Второй попытки не будет!
— Обижаешь ! — обиделся для приличия Фикас, и опять пнул ногой Прибора, но сильнее, и правой ногой…..
* * *
— Кто так водит, тля!? — Космослесарь напирал на двух чудаков в уже безрогих шлемах, безуспешно пытавшихся поднять на ноги третьего — то ли раненого, то ли контуженного. В невесомости это было нетрудно, но становиться вертикально бедняга никак не желал — так и плавал над полом, бестолково барахтаясь. — Если сдох на траектории, аварийку включи, тля! Ты не один на орбите, тут люди летают!
— Ит’с э рульски? Ох, щит! — Высказался один из безрогих.
Второй отпустил тело третьего и поудобнее перехватил жуткого вида дубину.
— Ай дон’т нау, Gadyonysh. Вэри олд суит. Бат ай дон’т лайк ит…
— Э, чё, ваще тупые, тля!? — Космослесарь ловко выхватил из-за спины космобиту.
— Ох, ноу! Kalashnikoff! — Заорали безрогие. — Хит хим!!!
И оба бросились на космослесаря, дико крича, и со свистом пластая дубинками вакуум. Тело их товарища осталось висеть посреди коридора, слабо шевелясь. Пару секунд «томпсоны» безостановочно мелькали, то скрещиваясь со зловещей космобитой, то высекая искры из древнего космодоспеха. Потом из переплетения проводов тихо выскользнул ещё один виновничек аварии — четвёртый, не замеченный слесарем ранее. Судя по чистенькому скафандру и эмблеме в виде штурвала на рукаве, какое-то отношение к вождению имел именно он. Но это было уже неважно. Космослесарь раскидал нападающих в стороны, одного загнал за край коридора, и бедняга повис в безбрежном космическом пространстве, едва цепляясь пальцами за самую кромку обшивки. Второй отступал по коридору к головной части корабля, умело прикрываясь беспомощным телом раненого товарища, яростно работая дубинкой и выкрикивая киммерийские проклятия:
— Фастер, фастер, щит! Тэлл зе Кэп!! Ви нид реинфорсменс!!!
Спина водилы мелькала где-то далеко, в конце длинного коридора из открытых люков. Несомненно, он побежал за подмогой. Тесня противника в очередной шлюз, космослесарь дождался выпада противника, и захлопнул люк, прищемив дубинку. Она хрустнула, и в руках у противника осталась только рукоятка — и ещё живое тело товарища, которым он немедленно запустил в космослесаря. Затем оглянулся назад и победно осклабился. Там, в конце коридора, добравшийся до последнего гермолюка водила в панике распахнул его. Из люка немедленно хлынула подмога — вместе с воздухом, ещё остававшимся в головной части корабля. Вертясь и кувыркаясь, киммерийцы приближались к космослесарю.
Он уже занёс биту для очередного удара, когда почувствовал, что пол коридора уходит из-под ног. Мощный поток воздуха, проходя через направленный в сторону бывшей кормы коридор, создавал нечто, известное в древних мануалах под названием «реактивного эффекта». Это явление в былые времена круглых планет и эллиптических орбит помогало разгонять летательные аппараты до неимоверно больших скоростей. И, как утверждалось в сетевых манускриптах, даже помогало забрасывать в океан спутники-зонды через полконтинента.
На киммерийский корабль реактивный эффект произвёл самое положительное действие: лишённый двигателей экипаженосец набрал скорость, и понёсся в сторону планеты, куда, по вечному киммерийскому счастью, был развёрнут носом. Экипаж уцепился за переборки коридора (один болтался в проёме люка, посреди рукоятки огромной двухлезвийной секиры, не поместившейся в проём), видно было, как они там машут оружием и, вроде бы, даже что-то кричат, но в космосе было не слышно.
Космослесарь забросил биту за спину, в зажимы на боку древнего реактивного ранца, проводил глазами быстро удаляющуюся красу и гордость киммерийского флота, и включил двигатель. Облетая вокруг станции, он убедился, что она почти не пострадала, только на бампере крайнего правого шлюза болтался смятый кусок чужой обшивки. А с противоположной стороны — вот сюрприз — около станции крутилось здоровенное ржавое ведро: с люками, колёсами, антеннами и мягкой игрушкой, подвешенной за стеклом лобового иллюминатора. А, судя по надписи на кормовом стекле «Спасибо бабке за сало!», эту штуку сделали явно не киммеры и не туфтонцы.
Вдали что-то мигнуло. Космослесарь прижал к шлему ребро ладони — по древнему поверью, это улучшало дальность обзора. Поперёк орбиты, наискось, летело ещё одно ведро, размером поменьше.
— Может, у них есть пиво? — Спросил себя космослесарь. — Или они хотя бы знают, где принимают цветной металл? — Космослесарь вскинул руку в старинном жесте автостопщиков. — Ого, заметили!
Громко тарахтя ржавой цапой, и часто моргая поворотником, «Носорожец Таврический» приближался к станции.